Серебряное пламя
Шрифт:
– Почему ты отказываешься выходить замуж за Гэмела? – спросил Лигульф.
– Если я соглашусь на это, то окажусь привязанной к нему. Я не могу себе этого позволить, – ответила она, не отрывая взгляда от крепостных ворот.
– Но такой союз дал бы тебе силы, которые требуются для борьбы.
– Вряд ли меня спасет один воин, каким бы сильным и умелым он ни был.
Не успел Лигульф вывести ее из заблуждения относительно возможностей Гэмела, как во двор Данкойла въехали Броуди. Катриона смертельно побледнела, черты ее лица напряглись, в глазах вспыхнул странный блеск.
Броуди уже подъезжали к воротам, когда леди Эдина улучила минутку, чтобы обработать ссадины Гэмела.
– Жаль, что вежливость требует, чтобы мы оказали гостеприимство этим людям, – заметила она, промокая влажной салфеткой его лицо.
– Вы их недолюбливаете, миледи? – поинтересовался Фартинг, поспешно стирая грязь с собственного лица.
Она скривила губы в неопределенной улыбке.
– У меня бывают предчувствия, связанные с некоторыми людьми. Кто-то может сказать, что это не более чем глупость, однако интуиция меня еще ни разу не подводила.
– И нас тоже, – добавил Гэмел.
– И что, при встрече с Броуди у вас были такие предчувствия? – не отставал Фартинг.
– Да. От одного вида барона у меня стыла кровь. У него в душе царит мрак. Это видно по глазам, несмотря на его внешне учтивые речи, приятные манеры и нарядную одежду. Я не из тех, кого можно обмануть подобными вещами. Я видела его всего лишь раз и не испытываю особого желания встретиться снова.
Фартинг кивнул.
– А с его женой вы тоже встречались?
– Нет. Мы познакомились с ним, когда были при дворе. Он приехал с супругой, но я ее не видела. Мы с Уильямом уже уезжали, а они только приехали. Полагаю, она отдыхала с дороги. В любом случае можно только пожалеть женщину, связанную с таким человеком.
– Напрасно, – холодно обронил Фартинг. – Эти двое стоят друг друга.
– Ты их знаешь? – спросил Гэмел.
– Да, сэр Гэмел, хотя никогда не встречался с ними. Честь для них – пустой звук. Эта парочка погрязла в предательстве и убийствах. Они способны, сидя с улыбкой за вашим столом, вонзить вам кинжал между ребер, если им это выгодно. Думаю, что любой из их свиты, мужчина или женщина, может оказаться шпионом или лазутчиком.
– Получается, что в мой дом вот-вот проскользнет клубок гадюк, – протянула леди Эдина.
– Именно так, миледи.
– Не надо хмуриться, мастер Магнуссон, – мягко произнесла она. – Я не сомневаюсь в ваших словах. Собственно, они только подтверждают мои впечатления. Однако мы не можем не впустить их в крепость. Так что нам ничего не остается кроме как следить за ними и быть настороже. – Она успокаивающе улыбнулась. – Ваши друзья в безопасности. Пока они будут находиться в наших покоях, а когда придет время ложиться спать, Гэмел отведет их в потайные комнаты. Я бы поместила их туда прямо сейчас, но там темно и тесно, как в тюремных камерах. Их проектировали не для удобства, а как тайное убежище. – Она проигнорировала недовольную гримасу Фартинга и добавила: – Эту ночь вам придется провести в спальне
Теперь уже Гэмел хмуро уставился на нее:
– А ты не боишься, что мы поубиваем друг друга?
– Нет, сын. Я уверена, что чувство долга возобладает у вас над мелкими ссорами.
– Мелкими? – взвился он. – Ничего себе мелкая ссора! Он пытается присвоить то, что является моим.
– Катриона не твоя, – возразил Фартинг.
– Это когда-нибудь кончится? – в отчаянии вопросила леди Эдина. – Не будь вы так заняты выяснением отношений, то заметили бы, что наши гости уже въезжают в ворота. Ваше нелепое поведение может вызвать у них любопытство, что нам совершенно не нужно. И даже опасно!
Метнув в Фартинга последний испепеляющий взгляд, Гэмел стиснул зубы, чтобы удержаться от ответной реплики. Он не знал, почему Шайн так боится Броуди, но ее страх был для него достаточным основанием. Если она считает, что они представляют для нее угрозу, он должен сделать все, что в его силах, для ее защиты.
Но труднее всего ему было сдерживать нетерпение. Шайн находилась в пределах досягаемости, а ему приходилось ждать, держась от нее на расстоянии. Гэмел так и не избавился от опасений, что она найдет способ вновь ускользнуть от него, и подозревал, что ему предстоит нешуточная борьба с самим собой, чтобы не сторожить ее постоянно после того, как Броуди уедут.
Даже сейчас, наблюдая за прибытием незваных гостей, он боролся с желанием подняться в спальню родителей, где находилась Шайн. Его тело томилось по ней. Никогда прежде Гэмел не испытывал такой страсти к женщине. Хотя это было именно то, чего он так долго искал, он не был уверен, что действует правильно. За последние дни его жизнь настолько изменилась, что он поневоле задавался вопросом, чего больше в его нынешнем состоянии: радостей или мучений. Раздосадованный этими мыслями, он постарался выбросить их из головы и сосредоточил внимание на Броуди.
– Вырядились, как королевские персоны, – заметил Фартинг.
Гэмел кивнул, поморщившись.
– Сами в шелках и драгоценных каменьях, а слуги дрожат от холода в рваном тряпье.
– У них такой измученный и голодный вид, будто их держат в черном теле. Но меня беспокоит вооруженный отряд, – сказал Фартинг.
– Наемники, причем их худшая разновидность. Не то что мой отец в молодости.
– Эти вояки не знают, что такое преданность. Они лояльны только до тех пор, пока им платят. Или пока не поступит лучшее предложение.
– А пока они придерживаются своей сомнительной лояльности, нет бесчестного деяния, которое они отказались бы выполнить. Боюсь, сегодня ночью в казарме будут беспорядки, а то и парочка смертей.
– А нельзя их поселить отдельно от ваших людей?
– К сожалению, нет, – ответил Гэмел. – Разве что во дворе. Но подобное проявление недоверия вызвало бы вопросы, на которые у нас пока нет ответов. То, что барон нанимает подобную публику, характеризует его самого.
– С самой худшей стороны, – буркнул Фартинг. – Эти вояки наняты совсем не для того, чтобы воевать, можешь мне поверить. Барон – такой же негодяй, как его наемники.