Серебряное прикосновение
Шрифт:
— Всего хорошего, Нидем.
— Э-э-э… До свиданья, сэр.
Как только дверь за Нидемом закрылась, Харвуд дал волю своему возмущению:
— Бэйтмен, ты не только ослушался меня, но и обманул мою дочь! Ты злоупотребил моим гостеприимством, ты, уже будучи женатым, продолжал играть чувствами моей девочки, ее привязанностью к тебе, заставив ее поверить, что у тебя к ней честные, искренние намерения! Что ты можешь сказать в свое оправдание?
— Каролина не питает иллюзий в отношении меня. Мы просто друзья, и я очень ценю ее дружбу.
— Черта с два ты ее ценишь! По
Харвуд вскочил и, отшвырнув стул, подошел к бюро. Он извлек из него документ, в котором Джон узнал контракт о его учебе в мастерской.
— Но мне ведь осталось совсем чуть-чуть доучиться! — воскликнул Джон.
Харвуд развернул лист бумаги и взглянул на него.
— Точнее, три месяца, две недели и один день, — сказал он и медленно разорвал документ на две половины.
— Нет! — протестующе крикнул Джон.
Харвуд швырнул ему половину листа.
— Своей женитьбой ты сам навсегда лишил себя права стать настоящим мастером! И я обещаю тебе, что прослежу за уничтожением всех записей и документов, в которых упоминается твоя учеба в моей мастерской. Более того, я сам, лично занесу твою фамилию в «черный список» по мастерским, и тебя не примут ни в одну в этом городе! А теперь собирай свои пожитки и убирайся из моего дома, пока я тебя не вышвырнул отсюда своими руками!
До этого момента Джон никогда не испытывал ненависти к кому-нибудь. Даже в такой момент он мог признать, и признал, что, в конечном счете, сам виноват во всем. Однако он не мог вынести оскорблений и дополнительных наказаний, наложенных на него, так как считал их грубой несправедливостью и даже местью властного, влиятельного человека более слабому, зависящему от него. Поэтому Джон, в котором неожиданно для него самого проснулось благородство происхождения, с гордостью и глубочайшим достоинством поклонился противнику, всем своим видом показывая, что честь его совершенно не пострадала от грубости и невежества оппонента, и удалился с гордо поднятой головой.
Когда он проходил через мастерскую, всем, кто лишь раз взглянул на него, становилось ясно, что случилось несчастье. Подойдя к своему месту, Джон открыл коробку для инструментов и принялся укладывать в нее все свои принадлежности для работы.
Личный инструментарий всегда был священным для каждого рабочего, его передавали по наследству преемникам. В свое время набор инструментов для ювелирного дела был подарен Джону его дедом, когда он только начинал свою учебу в мастерской. И, как у всякого талантливого ремесленника, инструменты стали частью его рук, продолжением его пальцев, источником его мастерства… Теперь Джон на всю жизнь останется обыкновенным наемным рабочим, каких тысячи и тысячи. Он сможет зарегистрировать свою пробу только в том случае, если накопит достаточно денег для основания собственной большой мастерской. Престиж независимого мастера он потерял навсегда. И ради чего? Ради всплеска страсти к девушке, которой он всегда смог бы обладать в любой момент, месяцем-другим позже… Джон подумал, что почти не помнит, как выглядит Эстер. Ведь они не виделись уже почти три месяца…
— Старик действительно выгнал тебя? — поинтересовался Робин, который, увидев сборы Джона, подошел к нему и в недоумении наблюдал за происходящим.
— За что? Что случилось?
— Ему стало известно, что я женат.
— Как? — Робин даже присвистнул от удивления и пошел вместе с Джоном в их комнату.
— Кто твоя жена? Эстер Нидем? Когда это вы успели пожениться?
Джон вкратце рассказал ему всю историю, пока запихивал свою одежду в чемодан.
— Знаешь что, возвращайся-ка ты на свое место, а то и тебе влетит, — посоветовал Джон Робину, — я только хотел тебя попросить вот о чем. Я сейчас не могу забрать все свои книги, их слишком много. Не мог бы ты принести все, что останется, по адресу, который я тебе вскоре сообщу?
— С удовольствием, дружище.
И Робин торжественно пожал руку Джону.
— Мы с Томом желаем тебе удачи. Спасибо за все.
Джон взял под мышку коробку с инструментами, другой рукой подхватил чемодан и проследовал через мастерскую к выходу. Все молча смотрели ему вслед. Том, который не мог оставить свое рабочее место, понимающе и многозначительно кивнул Джону. Кто-то открыл перед ним дверь. Выйдя из мастерской, он направился в главный холл, вместо того, чтобы воспользоваться боковым выходом на улицу. Постояв немного в огромной прихожей, Джон решил, что сообщит обо всем Каролине чуть позже. Он напишет ей письмо. Пока же пусть остается в неведении, так будет лучше для нее.
Несмотря на договор с Эстер о том, что никто не должен знать об их браке, он давно рассказал все Каролине. Джон считал, что непорядочно, бесчестно скрывать это от нее и позволять ей все еще надеяться, что между ней и Джоном могут восстановиться прежние отношения. Каролина приняла это известие с удивительной стойкостью и без тени мстительных намерений, что, в общем-то, было ей не свойственно. Однако Джон был уверен, что Каролина сохранит его секрет. Все же она была неординарной женщиной и по-настоящему любила его.
Еще одно письмо, которое Джону придется написать, и которое принесет горькое разочарование его адресату— письмо деду. Ему придется сообщить, что после всего того, что он принес в жертву для обеспечения будущего внука, с его карьерой покончено навсегда.
Джон подошел к выходу, поставил коробку с инструментами на пол и открыл дверь. Затем он вынес коробку за порог и поставил ее на первую ступеньку лестницы, но не успел он закрыть за собой дверь, как его окликнула Каролина. Джон обернулся. Она быстро сбежала по лестнице и бросилась к нему. Во взгляде ее была грусть и отчаяние.
— Я только что обо всем узнала. Дорогой! У меня такое чувство, что это я виновата во всем. Мне надо было бы найти дом в деревне, недалеко от Лондона, где твоя жена могла бы немного пожить. Тогда никто ни о чем не узнал бы раньше времени.
Джон взял ее за руку и ласково посмотрел на нее.
— Теперь уже поздно об этом думать. И, кто знает, может быть, все вышло бы точно так же. Как говорится, «шила в мешке не утаишь».
— Что ты теперь будешь делать? Куда пойдешь?