Серебряное прикосновение
Шрифт:
— Теперь мы навсегда связаны, да? Ты принадлежишь только мне, а я только тебе, да?
— Да, конечно, — согласился он, не раздумывая.
Она обхватила руками его шею. Лицо ее дышало страстью и желанием.
— Я хочу еще, я больше не буду кричать… я уже знаю…
Их тайные встречи продолжались всю зиму. Незаметно подкралась весна. Свобода все так же пьянила Сару, и едва они с Уильямом приходили в дом, она становилась такой же шальной, как и прежде. Постоянно придумывала разные игры, пряталась за зачехленной мебелью, обегала все самые темные уголки великолепной усадьбы.
Иногда они носились друг за другом голышом. В массивных с золочеными рамками зеркалах то мелькали их бледные фигуры, стремительно скользящие мимо, то отражались любовные сцены… На кухне они устраивали шумные трапезы, пили вино, которое в достатке хранилось тут же в погребе.
И Сара и Уильям прекрасно понимали, что рано или поздно все тайное становится явным. Они так и не смогли свыкнуться с постоянной тревогой, в которой испокон веков бьются нежные сердца юных грешников, тайком пробирающихся к месту назначенного свидания, и каждый раз противный холодок страха закрадывался в их сердца. В любой момент их могли заметить, и тогда поднялся бы невообразимый скандал. Их чувство не выдержало испытания и дало легкую трещинку. Их душило сознание чудовищной опасности, и разрядку они находили в глупых придирках и пустых перебранках. Ссорились Сара с Уильямом часто и отчаянно, как будто оба находили в этом какое-то патологическое удовольствие. После каждой ссоры они долго дулись друг на друга, но в конце концов к обоюдной радости мирились, и все шло по-старому. Порой не было на земле людей счастливее их, зато иногда усадьба становилась для них настоящей тюрьмой, особенно когда сердца тосковали по большой и веселой компании. В этом нет ничего необычного. Обычно любовники жаждут поделиться своим счастьем с другими и, если это не удается, их чувство притупляется, в их отношениях появляется холодность и даже отчужденность. Уильям и Сара не составляли исключения. Само собой разумеется, что лишенные общества, они частенько покидали усадьбу в отнюдь не лучшем расположении духа, сердитые на весь мир и особенно друг на друга.
«Я больше никогда не вернусь сюда!» — бывало, кричала она и исчезала в черном зеве калитки. Целую неделю, казавшуюся вечностью, он не находил себе места в полной уверенности, что на этот раз она-таки выполнит свою угрозу. Он бродил как неприкаянный, жалея о том, что наговорил ей много обидных слов. Уильям давно уж махнул бы на нее рукой, нашел бы себе другую… Единственное, что держало, так это ее непредсказуемость. Рядом с ней его не одолевала скука. Сара его интриговала и завораживала. Каждый раз она была другой, непохожей на ту, которую он знал. Бывало, ему приходилось начинать все сначала, особенно, если у нее выдавалась слишком мрачная неделя, полная придирок, нотаций и брани со стороны ее опекунов. Сара вновь теряла веру в то, что хоть одна живая душа на свете дорожит ею. И тогда Уильяму приходилось заново завоевывать веселую и милую, но очень осторожную и недоверчивую девушку, какой она впервые появилась здесь, в этой усадьбе.
Уильям никогда не переставал удивляться ей. Много воды утекло с тех пор, как он сделал для себя грустное открытие: даже такое обычное с его точки зрения событие как свадьба или вечерние прогулки под луной были для Сары редкими и волнующими праздниками, которые надолго оседали в ее памяти яркими радужными маячками, скрашивавшими ее серую однообразную жизнь. Черная тень опекунов преследовала ее повсюду. Какой же безрассудной смелостью обладала эта хрупкая на вид девушка, продолжая тайно встречаться с Уильямом! Он преклонялся перед нею и в то же время жалел ее. Ее опекунов Уильям считал своими личными врагами. Но понимая их безраздельную власть над Сарой, он мог лишь посочувствовать ей. Уильям боялся потерять Сару еще и потому, что она никогда не говорила ему о своей любви. Он много раз провоцировал ее, но
Он даже требовал от нее признания, что вовсе было ему не свойственно. Обычно его уговаривали произнести эти слова, и он, подчиняясь, врал напропалую, лишь бы угодить. Сара была не похожа на всех тех женщин, которые у него были до нее.
— Скажи. Скажи мне, что ты любишь меня. Я хочу это услышать, — частенько настаивал Уильям.
Но Сара молчала — не лгала, но и не говорила правду. И как бы крепки ни были их объятия в эту секунду, она вдруг отдалялась от него, уходила в себя, дулась, ругалась, дразнила, но он так и не мог добиться от нее признания в любви. Это чаще всего вызывало ссоры. Его раздражение граничило с ненавистью. Но в следующую субботу он все так же задолго до ее прихода нетерпеливо расхаживал по особняку и мысленно просил у нее прощения. Уильям не давал ей ключ от дома. Еще живо было воспоминание о том, как по его вине пала одна из лошадей Эшдейла. Уильям не был совершенно уверен в том, что Сара не побьет здесь всю посуду, если он по каким-то причинам не придет на свидание. Уильям же не хотел терять ее по глупости, он надеялся сохранить все как есть.
В мастерской скоро подметили, что Уильям изменился: он не пил, не играл в карты, — дивились, не понимая, что с ним происходит. Уильям и сам чувствовал, что и впрямь его словно подменили. Непреходящая потребность видеть Сару научила его благоразумию и осторожности. Уильям начал задумываться о последствиях тех или иных своих поступков. За каждую шалость или провинность мастер мог лишить ученика свободного воскресенья. Слишком многое было поставлено на карту, и Уильям перестал рисковать. Он с головой окунулся в работу, с небывалым азартом принялся совершенствовать свое мастерство, и результаты не заставили себя долго ждать. Постепенно Ричард стал давать ему более сложные задания и, видя упорство и настойчивость Уильяма, перевел его на изготовление ювелирных изделий из золота, к чему юноша всегда проявлял особый интерес.
Впервые Эстер услышала обо всем от Летисии, которая с некоторой иронией намекнула ей на то, что Уильям вдруг ни с того ни с сего стал пай-мальчиком. Эстер не придала ее словам никакого значения, она не верила, что это долго протянется, и начала уже забывать об этом разговоре, как вдруг и Ричард тоже похвалил ее сына. Он был очень доволен успехами Уильяма и его поведением. Эстер даже всплеснула от неожиданности руками.
— Ну, наконец-то он взялся за ум. Это радует. Но что с ним случилось, как ты думаешь? Ведь должна же быть какая-то причина.
Ричард только пожал плечами:
— Для меня имеет значение только результат. А что до причины, то не все ли равно.
— Я думаю, что у Уильяма появилась девушка, — сказала Эстер Летисии. — Поверь моему опыту, только женщина может сотворить такое чудо. Уильям — это же сорвиголова, нет на него управы. Уж я-то его знаю. Наверное, влюбился. Как бы хотелось надеяться, что это у него надолго.
Летисию всегда поражала проницательность Эстер. Она никогда не приставала с расспросами. Всегда тактичная и сдержанная, Эстер, казалось, видела человека насквозь, знала всю его подноготную. Ничто не ускользало от ее внимательного взгляда. Уже не в первый раз Летисия подумала, что ее мать — человек исключительный, и во многих отношениях даже уникальный. Впрочем, разговор шел в основном об Уильяме, собственно, за этим Летисия с Ричардом и приехали в Банхилл Роу. Элизабет уже была беременна, и Летисия, зная ее финансовые трудности и полную зависимость от заработка Питера, привезла детские распашонки и кофточки, из которых ее собственные дети уже выросли.
— Ой, какая прелесть! — то и дело восклицала Элизабет, перебирая кружевные чепчики, платьица с оборочками, расшитые сарафанчики… Понравились ей и подгузники для мальчиков. Летисия привезла их целую стопку.
— Все это пригодится. Конечно, если будет мальчик, а если девочка, так отложим про запас, до следующего раза.
Элизабет чувствовала неизъяснимое наслаждение, если ей удавалось предупредить малейшее желание Питера. Она знала, что, как, впрочем, и все мужчины, он хочет, чтобы первым родился мальчик, поэтому, желая и в этом угодить мужу, она надеялась, что будет сын. С самого первого дня после свадьбы Питер окружил ее такой любовью и вниманием, какое редко выпадает на долю женщины. Элизабет сомневалась, что на всем белом свете можно сыскать человека, который обожал бы свою жену так, как ее милый Питер.