Серебряное слово. Тарасик
Шрифт:
Эх!.. Если бы папа знал, что его чуть было не огрели за это лопатой!
Глава пятая
Папа идет на работу. Тарасику слышны папины шаги на лестнице. Сперва они громкие, потом становятся все тише, тише… Хлопает дверь парадной за папиными плечами.
Эхо на лестнице молчит. Спряталось в темный угол на самом верхнем этаже и ждет, чтобы кто-нибудь опять пришел или ушел или крикнул другому хоть словечко вдогонку. Тогда эхо выскочит снова из своего угла, и заулюлюкает, и
Тихо. Не слышно на лестнице шагов. Тарасик один… Он совсем один в новой скучной квартире с натертыми полами и занавеской на кухонном окне.
Вот была у них раньше квартира — так это да! Там можно было хлопнуть один разок мячом о чужую дверь, и тогда — ого!.. Тогда из-за двери сейчас же выскакивал какой-нибудь человек и давай кричать. Но мама не позволяла кричать на Тарасика: «Он ребенок!.. Разве он понимает? Стыдно вам. Идем, мой зайчик. Идем, моя ягодка».
Богатая была квартира. В каждой комнате пело радио — тихо и громко, на разные голоса. В коридоре висел на стенке чужой двухколесный велосипед, и можно было сколько угодно крутить ему колеса.
Коридор был весь в ящиках, сундуках, раскладушках… Богатый был коридор.
А здесь что? Ничего.
Хоть плюнь на стенку, никто ниоткуда не выскочит, не заорет и не удивится.
На столе в комнате суп-лапша для Тарасика. А рядом — ложка. Это папа ее положил. Дремлет в углу старый дедкин буфет. Буфет — ничего не скажешь — очень даже прекрасный… Папа и тот называет его «гроб с музыкой». Но сколько Тарасик ни вслушивается, буфет никогда не поет. Зато дверки у него большие, толстые. На дверках висят интересные деревянные курицы, перевернутые вверх ногами.
А в другом углу — против папиного стола — распрекрасная дедушкина качалка.
Дедка сам перевез сюда свою старую мебель, когда переезжали на новую квартиру Тарасик, папа и мама. Только качалку он почему-то понес один. Опрокинул себе на голову и пошел вверх.
От сиденья качалки, которое было плетеное, все в дырочку, и даже в одном месте совсем порвалось, на дедушкино лицо ложились веселые, светлые пятнышки. Как будто он сидел под деревом в саду.
Дед шагал и хлопал по ступенькам тяжелыми ногами. На шум его шагов пооткрывались все двери соседних квартир. Люди увидели, как идет по лестнице дедушка с качалкой на голове. Они увидели, какое у него сердитое лицо и волосатый, немножечко большой и толстый нос.
— Свекор? — тихо спросила у мамы соседка и посмотрела на дедушкин нос.
— Папаша! — ответил папа усталым голосом и махнул рукою в сторону дедушки: мол, и так все ясно, мол, и так все видят, какой у них свекровий дедушка и как это нехорошо.
А дедушка внес в дом своего сына старую качалку и снял ее, как корзину, с головы. С дедушкиного лица сразу ушли все веселые пятнышки. Он поставил качалку в угол и обтер со лба пот. Потом пошел вниз и принес откуда-то большой кирпич ржаного хлеба и соль в тряпочке.
— Хлеб-соль! — зачем-то сказал дедушка (хотя каждый и так понимал, что хлеб — это хлеб, а соль — это соль).
— Дедушка, это теперь мой хлеб? — спросил Тарасик. — А качалка тоже моя?
— Твоя, а как же? — ответил дедушка.
Тогда Тарасик тихонько подошел к деду, поглядел снизу вверх на его усталое лицо, протянул вперед руку и погладил дедушкин волосатый нос.
— Ты красивый, дедушка, — сказал Тарасик и вздохнул.
— А ты как думал? — ответил дедушка.
— Дедушка очень хорошенький, верно, мама? — сказал Тарасик для прочности и еще разок внимательно снизу вверх поглядел на деда.
И вот теперь в углу их нового дома стоит навсегда, на всю жизнь, распрекрасная дедушкина качалка.
Тарасик подходит к ней и перевертывает качалку вверх дном. Качалка сейчас же превращается в автомобиль.
— Прочь с дороги, куриные ноги! — кричит Тарасик.
А качалка уже заделалась пароходом. Пароход идет по морю. Море шибко блестит. Посредине моря пятно от чернил. Пароход перекатывается с боку на бок. Из трубы идет дым.
И вот Тарасик причалил к берегу. На берегу стоит хата. На земле отражается ее плетеная крыша. Земля вся усеяна светлыми пятнышками от красивой плетеной крыши. Вокруг хаты растут трава и цветки.
Тарасик заходит в хату. К нему в гости приходит кошка. Она говорит: «Ах, вот ты где закопался, Тарасик! А я ищу-свищу. Здорово, друг!»
Тарасик молчит. И вдруг неожиданно он выскакивает из дома-качалки.
— Ура-а-а! — орет Тарасик кошке.
Но кошка и не думает пугаться. Она спокойно принюхивается к чему-то и недоверчиво шевелит усами.
— Ноги голы не кажи! — чтобы унизить ее, говорит Тарасик. А ей наплевать. Кошка уходит прочь, мягко переступая по полу босыми кошачьими ногами.
«Хорошо б это было, если б кто-нибудь позвонился в дверь и принес мне подарок, — вздохнувши, думает Тарасик. — Вот тебе подарок, Тарасик. Бери. На!»
Тарасик сидит и ждет, притаившись в прозрачной тишине своего качалочного дома. Он ждет звонка. Ждет час и другой и, кажется, задремал…
И вдруг раздается короткий звонок. Пробежав коридор, Тарасик встает на цыпочки и открывает входную дверь.
На площадке женщина-почтальон.
— Здорово! — сияя, говорит ей Тарасик.
— А взрослых нет ли? — угрюмо спрашивает она. — А ты не потеряешь?
И отдает Тарасику большое, толстое письмо.
— А где подарок? — удивившись, спрашивает Тарасик.
— Вот еще! — отвечает ему почтальонша. — А чем тебе письмо не подарок?
Тарасик бросает письмо на стол, рядом с молочной лапшой, распахивает окошко, глядит во двор.
Через окошко виден не только двор. Перед Тарасиком — большая, широкая улица. Полутемно. Еще не зажглись огни. По улице идут люди. По мостовой проезжают трамваи и троллейбусы… Хорошо на дворе!
Тарасик надевает шапку, пальто и варежки и, хлопнув дверью, уходит из дому.