Серебряное время (сборник)
Шрифт:
— Я приду на стену, брат, — примирительно сказал Роман.
— Тут у тебя столько зелья заготовлено.
— Это чтобы золото делать.
— Мне сейчас золото не нужно — ты мне самородок дашь, я его на голову епископу брошу. Ты мне огонь дай, огонь!
— Я приду на стену, брат.
Кин пошевелился под тряпьем, видно, застонал, потому что князь метнулся к куче тряпья, разгреб ее. Кин был без сознания.
— Кто? Почему литовца связал?
— Чужой человек, — сказал Роман. — В доме у меня был.
— Убей его! — Князь вытащил меч.
Анна прижала ладони к глазам.
— Нет, — услышала она голос Романа. — Я его допросить должен. Иди, князь, я приду. Сделаем огонь — придем.
— Ятвяг, — сказал князь, — останешься здесь.
— Лишнее, князь, — сказал Роман.
— Сейчас я никому не верю. Понял? Тебе не верю тоже. — Князь опустил рукоять меча. — Нам бы до завтра продержаться.
Князь, не оборачиваясь, быстро поднялся по лестнице. Остановился, заглянув в подвал сверху. И ему видны были темные тени, неровно освещенные желтым светом лица, блеск реторт и трубок. Князь перекрестился, потолок над головами чародея и его помощников заколебался, вздрогнул от быстрых тяжелых шагов уходившего князя Вячко.
— Вся литовская рать не спасет его, — тихо сказал Роман.
Он сделал шаг к Кину, посмотрел внимательно на его лицо.
Ятвяг за его спиной тоже смотрел на Кина холодно и бесстрастно — для него смерть и жизнь были лишь моментами в бесконечном чередовании бытия и небытия.
— Дай чего-нибудь ятвягу, опои его, — сказал Роман.
— Он заговорил по-латыни, — заметил Жюль.
— Не все ли равно! — воскликнула Анна.
Ятвяг отступил на шаг, он был настороже.
— Не будет он пить, — сказал шут. — Он верный пес.
Кин открыл глаза. Помотал головой, поморщился от боли.
— Ничего, — сказал Жюль. — Мы не с такими справлялись.
— Пистолет бы ему.
— Он не имеет права никому причинять вреда.
— Даже если это грозит ему смертью?
— Мы готовы к этому, — сказал Жюль.
— Ты кто? — спросил Роман, склоняясь к Кину.
Кин молчал, глядел на Романа.
— Он не понимает по-немецки, — сообщил шут.
— Без тебя, дурак, вижу, наверное, притворяется.
— Так убей его, и дело с концом, — сказал шут.
— А вдруг его прислал епископ?
— Другого пришлет, — сказал шут. — С языком.
— Подлец, — сказала Анна сквозь зубы.
— Спроси его по-литовски, — сказал Роман.
— Ты что здесь делаешь? — спросил шут.
— Я пришел из Тракая, — сказал Кин. — Я своих увидел.
— Врешь, — сказал шут.
— Что он говорит?
— Врет, — сказал шут. — Убить его надо, и дело с концом.
Кин постарался приподняться.
Ятвяг мягким кошачьим движением выхватил саблю.
— Погодите, — сказал Кин. — Мессир Роман, у меня к вам важное
— Он знает латынь? — вырвалось у Романа.
— Боярин, — сказал отрок, — время истекает.
— Время? — повторил ятвяг. — Князь ждет. Идите на башню.
— Сейчас, — сказал Роман. — Ты говоришь, что знаешь меня?
— Я принес вести из Бремена, — сказал Кин. — Я не могу сказать сейчас. Я скажу наедине. Развяжите меня.
— Нет, — сказал Роман. — Даже если ты не врешь, ты останешься здесь. Я не верю тебе.
— Время истекает, — сказал отрок.
— О чем он все время говорит? — спросил шут.
— Он должен встретиться с одним человеком.
Ятвяг положил на левую ладонь лезвие сабли, словно любуясь ее тусклым блеском.
— Князь сказал, — повторил он, — пора идти.
— С тобой пойдет Акиплеша, — сказал Роман. — Он все знает.
— Князь сказал, — повторил ятвяг, и в словах его была угроза.
Анна увидела, что Роман сделал какой-то знак отроку и тот, чуть заметно кивнув, двинулся вдоль стены в полутьме. Кин лежал с открытыми глазами. Внимательно следил за людьми в подвале. Чуть пошевелил плечами.
— Он снимет веревки, — прошептал Жюль, будто боялся, что его услышат, — главное — снять веревки.
Ятвяг также внимательно следил за тем, что происходит вокруг, словно предчувствовал неладное.
— Цезарь, — сказал шут, — не бери греха на душу.
— Ты никогда не станешь великим человеком, — ответил Роман, делая шаг к столу, чтобы отвлечь внимание ятвяга, — наше время не терпит добрых. Ставка слишком велика. Ставка — жизнь и великая магия. Ты! — крикнул он неожиданно ятвягу. И замахнулся кулаком. Ятвяг непроизвольно вскинул саблю.
И в этот момент блеснул нож — коротко, смутно, отразившись в ретортах. И ятвяг сразу выпустил саблю, бессмысленно и безнадежно стараясь увидеть источник боли, достать закинутыми за спину руками вонзившийся в спину нож… и, сдвинув тяжелый стол, упал на бок. Реторта с темной жидкостью вздрогнула, и Роман метнулся к столу и подхватил ее.
— Как я испугался… — сказал он.
Шут смотрел на ятвяга.
— Плохо вышло, — сказал шут. — Ой как плохо вышло…
— Скажем князю, что он ушел. Вытащи его наверх — и за сарай. Никто ночью не найдет.
— Кровь, — сказал шут. — И это есть знание?
— Ради которого я отдам свою жизнь, а твою — подавно, — сказал Роман. — Тащи, он легкий.
Шут стоял недвижно.
— Слушай, — сказал Роман. — Я виноват, я тебя всю жизнь другому учил… Я тебя учил, что жизнь можно сделать хорошей… но нельзя не бороться. За науку бороться надо, за счастье… Иди, мой раб. У нас уже нет выхода. И грех останется на мне.
Шут нагнулся и взял ятвяга за плечи. Голова упала назад — рот приоткрылся в гримасе.