Серебряное время (сборник)
Шрифт:
— Ты чего запираешься? — сказал он. — По телевизору французский фильм показывают из средневековой жизни. Я за тобой.
— Ой, у меня голова болит! — сказала Анна. — Совершенно не могу из дома выйти. Легла уже.
— Как легла? — удивился Геннадий. — Воздух у нас свежий, с воздуха и болит. Хочешь, горчишники поставлю?
— Да я же не простужена. У меня голова болит, устала.
— А может, по рюмочке? — спросил дед Геннадий.
Анне надо было не пускать деда в сени, где на полу сохранялись следы трудовой деятельности
— Нет, спасибо, не хочется.
— Ну, тогда я пошел, — сказал дед, не делая ни шагу. — А то французский фильм начинается. Эти не возвращались? Реставраторы?
— Нет. Они же на станцию уехали.
— А газика-то сначала не было, а потом взялся. Удивительное дело. Здесь разве газик проедет?
— Они с холма приехали.
— Я и говорю, что не проедет. Но люди приятные, образованные. Изучают наше прошлое.
— Я пойду лягу, можно?
— Иди, конечно, разве я держу, а то фильм начинается. Если захочешь, приходи, я смотреть буду.
Наконец дед ушел. Анна не стала дожидаться, пока он скроется за калиткой, — бросилась обратно в холодную горницу.
За время ее отсутствия сцена в шаре изменилась.
Он вернулся на верхний этаж терема — в угловой комнате была лишь польская княжна Магда. Анна не сразу увидела, что на полу, скрестив ноги, сидит шут.
— Я слышала шум, — сказала Магда. — Начался приступ?
— А что им делать? Пришли к обеду, значит, ложку подавай. А если блюдо пустое, а они голодные…
— Ты где научился польскому языку, дурак?
— Мотало шапку по волнам, — ухмыльнулся шут. — То здесь, то там.
— Это правда, что твой хозяин сжег орденскую башню?
— Он и десять башен сжечь может. Был бы огонь.
— Он чародей?
— И что вам, бабам, в чародеях? Где щекочет — туда пальчики тянете. Обожжетесь.
— Везде огонь, — сказала княжна. Она вдруг подошла к шуту, села рядом с ним на ковер. И Анна поняла, что княжна очень молода, ей лет восемнадцать.
— Я в Смоленск ехать не хотела, — сказала она. — У меня дома котенок остался.
— Черный? — спросил шут.
— Серый, такой пушистый. И ласковый. А потом нас летты захватили. Пана Тадеуша убили. Зачем они на нас напали?
— Боярин говорит, что их немцы послали.
— Мой отец письмо епископу писал. Мы же не в диких местах живем. А в Смоленске стены крепкие?
— Смоленск никто не тронет. Смоленск — великий город, — сказал шут. — Нас с боярином Романом оттуда так гнали, что мы даже бумаги забрать не успели. И печатный станок наш сожгли.
— Какой станок?
— Чтобы молитвы печатать.
— Боярин Роман с дьяволом знается?
— Куда ему! Если бы дьявол за него был, разве бы он допустил, чтобы монахи нас в Смоленске пожгли?
— Дьявол хитрый, — сказала княжна.
— Не без этого, — сказал шут. — Люб тебе наш боярин?
— Нельзя так говорить. Я в Смоленск еду, там меня замуж
— Если доедешь, — сказал шут.
— Не говори так! Мой отец рыцарям друг. Он им землю дал.
— А ночью кто разберется?
— Князь Вячко их в город не пустит. Он красивый.
— Ребенок ты, ну прямо ребенок. — Шут поднялся и подошел к столу. — Это квас у тебя?
— Мне тоже дай напиться, — сказала, легко поднимаясь с ковра, девушка.
Шут вдруг резко обернулся, взглянул на дверь:
— Пить, говоришь, хочешь?
— А ну-ка, — сказал Кин и метнул шар к двери, пронзил ее, и в узком коридоре Анна увидела прижавшегося в угол Романа.
— Он ее любит, — сказала Анна.
— Этого еще нам не хватало, — сказал Жюль.
— А тетка ее ругала за склонность к князю, помните?
— Помню, — сказал Кин, возвращая шар в комнату. Как раз в тот момент, когда шут ловко, фокусником плеснул из склянки в кубок приворотное зелье. Протянул девушке.
— Спасибо. Ты не уходи, Акиплеша. Мне страшно одной.
— Все, — сказал Кин. — Пора собираться.
19
— Как вы думаете, — сказала Анна, пока Кин подбирал с кровати рубаху и сапоги, — тот литовец убьет епископа?
— Нет, — сказал Кин. — Епископ умрет лет через пятнадцать. Жюль, проверь, чтобы ничего не оставалось в сенях.
— А вы не вернетесь? — Анна вдруг поняла, что представление заканчивается. Последнее действие — похищение чародея. И занавес. Зрители покидают зал. Актеры заранее собрали реквизит и переезжают в другой городок.
— Если все обойдется, — сказал Кин сухо, — то не вернусь. Жюль перебросит нас домой. Дед Геннадий приходил?
Анна кивнула.
— Сварить кофе?
— Только себе и Жюлю, — сказал Кин. — Перед переброской лучше не есть. Я завтра утром позавтракаю. Дома…
— Все-таки этот шут мне неприятен, — сказала Анна. — Девушка ничего не подозревает…
— Он его раб, — сказал Кин. — Роман его спас от смерти. Но приворотного зелья не существует. Это уже доказано наукой.
— Не знаю, — сказала Анна. — Вы же сами говорили, что Роман — универсальный гений. Может, придумал.
— Я буду переодеваться, — сказал Кин. — И боюсь вам помешать. Вы хотели сделать кофе.
— Конечно, — сказала Анна.
Она разожгла плиту — хорошо, что взяла с собой молотого кофе, — и вдруг страшно рассердилась. И поняла, почему. Ее присутствие терпели, как присутствие деда Геннадия, и забыли о ней в первый же удобный момент. А чего ты ждала, голубушка? Что тебя пригласят на экскурсию в будущее? Чепуха, ты просто ни о чем не думала, а решила, что бесплатное развлечение будет длиться вечно… Кин за перегородкой чем-то загремел. Интересно, он берет с собой оружие?