Серебряное время (сборник)
Шрифт:
Тайна вновь вышла на улицы. Только теперь никто не просил за нее тысячу песо.
2. Сосенский аптекарь
Так обстояли дела к тому дню, когда Ромашов впервые встретился с Мухортовым.
– Шах, – лениво произнес Ромашов, передвинув ладью на черное поле. И добавил, потянувшись до хруста в костях: – Удивляюсь, чего вы упираетесь? Ботвинник в подобных ситуациях сдавался.
Мухортов смешал фигуры.
– Вы правы. Шахматы придумал умник. Мыслитель с железной логикой. Изобретатель игры был, вероятно, худым и длинным, как коромысло. Вот только очков не
– Намек? – прищурился Ромашов.
Мухортов усмехнулся:
– Что вы. Просто приятно побеседовать с интеллигентным молодым человеком. Вы уж извините… Не часто в наш Сосенск приезжают выдающиеся шахматисты.
– Лесть? – засмеялся Ромашов и погрозил пальцем.
– Меня тянет к новым людям, – признался Мухортов. – Я, наверное, засиделся в Сосенске. Столько лет в провинции. Аптека – это ошибка молодости. Раувольфия серпентина уже не вызывает у меня прежнего священного трепета. Белые таблетки резерпина продаются без рецепта. Все механизировано, все доступно. Люди прочно забыли, что гран когда-то отмерялся на кончике ножа, а водка была лекарством. Они идут в аптеку, как в магазин. Разве не так? Фармакопея перестала быть искусством, фармацевт его жрецом. Ныне нас даже ремесленниками не назовешь. Что? Не спорьте со мной…
Ромашов снял очки и покрутил их за дужку. Он и не собирался спорить с этим смешным стариком. В Сосенск Ромашов приехал несколько дней назад. Тихий дачный городишко на вновь назначенного уполномоченного КГБ особого впечатления не произвел. Работы было немного. Будущее, вероятно, тоже не сулило никаких чрезвычайных дел. Можно было спокойно оглядеться.
Мухортов постучался к нему в первый же вечер.
– На правах соседа по квартире, – сказал он, остановившись в дверях. – Может, вы заболели в дороге? Я могу помочь.
Ромашов вытащил из чемодана бутылку коньяку и приветственно помахал ею. Аптекарь понимающе подмигнул и принес две хрустальные рюмки, похожие на головастиков. Под мышкой он держал шахматную доску.
– За приятное знакомство, – сказал он, выпив рюмку, и пощипал бородку.
И зачастил к Ромашову. Он приносил с собой шахматы, и Ромашов не без удовольствия обыгрывал старика. Аптекарь не обижался. Проигрыши его не раздражали. Ему просто нужно было общество. Молодой уполномоченный, не успевший еще завести прочных знакомств в Сосенске, вполне подходил для этой цели. Конечно, Ромашову было бы приятнее провести вечер в обществе интересной заведующей местной библиотекой, которую он заприметил на читательской конференции, куда забрел однажды. Но никто не догадался познакомить его с девушкой, а сделать это самостоятельно Ромашов не решался. Он был стеснительным человеком и расплачивался сейчас томительными вечерами за шахматной доской и разговорами о раувольфии змеиной. Сегодня аптекарь тоже не собирался менять тему.
– Думаете, чем я озабочен сейчас? – говорил он. – Как бы не провалить план. Да, у аптеки тоже есть план. В рублях, конечно. Но это пока… Если довести дело до логического конца, то с меня надо спрашивать план в ассортименте. А сколько там недопродано норсульфазола в сентябре? Почему вы, товарищ Мухортов, не обеспечили план по норсульфазолу? Смешно? А меня раздражает. Это так же глупо, как планировать штрафы на железной дороге.
– Не стоит усложнять, – откликнулся Ромашов.
Он плохо слушал старика. Лениво переставляя фигуры, гадал: пройдет
– Не стоит усложнять, – повторил он.
И подумал, что сам он тоже любит чрезмерно усложнять. Зашел бы в библиотеку и познакомился. Что его останавливает? Чего он ждет?
Красное пальто промелькнуло за окном. «Дурак», – подумал Ромашов и отвернулся. Мухортов, собирая фигуры, бормотал:
– Амбруаз Паре в свое время написал «Трактат о ядах». Очень, скажу я вам, полезная книга была. Короли и герцоги читали ее запоем. А что может аптекарь сочинить сейчас? Выдумать универсальную приманку для рыбы? Почему вы не избрали шахматное поприще? У вас отличная форма. Вы могли бы блестяще выступать в турнирах. Что вас привлекло в этой… этой вашей работе? Человек должен быть заметным. У вас нет честолюбия?
– У меня есть интерес, – сказал Ромашов. – А шахматы? Шахматы – это хобби. И потом: если все станут выделяться, то кто их будет замечать?
Мухортов вздохнул.
– Ну, а вы? – спросил Ромашов. – Вы изобрели универсальную приманку? Или вас уже не волнуют лавры Амбруаза Паре?
– Увы, – сказал аптекарь. – Борьба за план по норсульфазолу отнимает уйму времени. Я не успеваю даже читать газеты. А там сейчас так много интересного. Обезьяны эти хотя бы… Кстати, как вы относитесь к обезьянам?
Ромашов не знал, как он относится к обезьянам. Сосенск располагался очень далеко от Москвы. И еще дальше от берегов Амазонки, где развернулись какие-то непонятные события. Эхо обезьяньего бума долетало до Сосенска в сильно ослабленном виде. Мухортову он сказал:
– Вероятно, так же, как и вы…
Аптекарь задумчиво пощипал бородку.
– Это очень сложно, – пробормотал он. – Но мне кажется, я знаю человека, который располагает более обширными сведениями…
– Вот как, – удивился Ромашов.
У него мелькнула мысль, что старик просто тихий шизофреник. И глаза неестественно блестят. И эта болтовня о составителе трактата о ядах…
– Вот как, – повторил он, изучающе разглядывая старика.
Аптекарь махнул рукой и усмехнулся.
– Я знаю, что вы сейчас подумали, – сказал он. – Конечно, странно. Что может знать провинциальный аптекарь об амазонских обезьянах? Я и не знаю ничего. Почти ничего… Но здесь, в Сосенске, живет человек, который, я уверен… Потому что… Словом, я немного психолог… И я некоторым образом дружен с Беклемишевым. Да, его фамилия Беклемишев. А почему я говорю с вами? Вы случайно оказались моим соседом… Мне кажется, это представляет интерес для вас… Государственная безопасность, так сказать… Я не сообщил вам сразу потому, что… Ну, в общем, вы меня понимаете?
– Смутно, – сказал Ромашов. – Нельзя ли поконкретнее?
Аптекарь пощипал бородку и заговорил вновь. Начал он издалека.
***
Беклемишев увидел ее на балу у губернского предводителя дворянства. И понял: да, это она, женщина его грез. Его не смущал холодный огонь, горевший в ее глазах. Таким огнем, наверное, пылали глаза Клеопатры. А ее длинная шея была шеей Нефертити. Молодость всегда ищет идеал. Беклемишев создавал идеал по частям. И вдруг увидел его. И он влюбился, если молчаливое поклонение кумиру можно считать любовью…