Серебряное время (сборник)

Булычев Кир

Он резко открыл дверь. Щелкнул выключатель, и Бергсон увидел пустую комнату. Белые стены. Посредине стоял небольшой кинопроектор на треноге. Рядом – два кресла. Хенгенау молча указал на одно из них и стал возиться с проектором. Затем погасил свет. Застрекотала лента, на одной из стен вспыхнул белый прямоугольник киноэкрана. Через секунду на нем замелькали тени. Хенгенау поправил фокус, и Бергсон увидел внутренность храма, статую кошкочеловека, жертвенную плиту и толпу индейцев. Через секунду от толпы отделились двое в белых одеждах, один из них лег на плиту, а второй выдернул из руки кошкочеловека жезл и потряс им. Потом откуда-то из складок своего странного одеяния он достал нож и вонзил его в грудь лежащего

на плите. Тут же на экране ослепительно сверкнул свет, и декорации сменились. Исчез храм. Глазам Бергсона предстало странное зрелище. Группа кошколюдей стояла в помещении, напоминающем современную лабораторию. Они о чем-то говорили, затем один, видимо главный, отвернулся к пульту и нажал кнопку. И перед изумленным Бергсоном открылся космос. Он ощутил, что летит куда-то с невероятной скоростью, ибо изображение на экране не было неподвижным. Казалось, что звезды сорвались со своих мест и несутся на Бергсона.

Но стрекот ленты оборвался, в комнате вспыхнул свет. На Бергсона глядели глаза Хенгенау. В них сверкали огоньки.

– Что это? – хрипло спросил Бергсон.

– Дар Случая, – сказал Хенгенау. – Вы видели действие той вещи, которую должны привезти. И я еще раз хочу напомнить вам об опасности.

– Но я ничего не понял, – сказал Бергсон.

– Полагаю, этого достаточно, – жестко произнес Хенгенау.

И Бергсон поехал в Россию, где неожиданно попал под наблюдение к Диомидову. Подстерегала его здесь и другая неожиданность. Через океан летел самолет. Дипкурьер вез с почтой письмо для Бергсона. В этом письме была изложена строгая директива полного джентльмена, а также указание, как связаться с Отто Вернером и что ему сказать. Полный джентльмен знал, что делает. Не знал он только того, что Отто обманет его ожидания.

***

Перед тем как попросить шофера остановить машину возле серого четырехэтажного дома на Беговой, Диомидов пересек чуть ли не всю Москву. У Белорусского вокзала красный глаз светофора задержал «Волгу» на полминуты рядом с бежевым такси. Тридцать секунд полковник разглядывал человека, поиски которого начал утром, хотя и не подозревал, что это именно тот человек. Пассажир такси, рослый мужчина с угрюмым лицом, мельком взглянул на Диомидова и лениво отвел глаза. Федор Петрович подумал, что у человека в такси, вероятно, больна печень. Потому что лицо было желтушным, а взгляд серых глаз отсутствующим, или, выражаясь точнее, углубленным в себя. На коленях незнакомец держал большой рыжий портфель.

Полминуты истекли. Толпа машин двинулась. Бежевое такси повернуло в сторону от улицы Горького, диомидовская «Волга» некоторое время ехала прямо. И ни Диомидов, ни человек в такси не думали в этот момент, что их встрече суждено повториться, да еще при исключительных обстоятельствах.

На Беговой полковник вынул из кармана бумажку с адресом, взглянул на нее и вошел в первый подъезд. На втором этаже надавил кнопку звонка у двери квартиры номер пять. Дверь открыла маленькая женщина в черной юбке и белой блузке. Она холодно прищурилась, потом ее губы дрогнули, в зеленых глазах мелькнуло удивление.

– Боже мой, – протянула она мягким контральто, – неужели это ты, Федя?

– Я, несколько растерялся Диомидов. – А почему, собственно, ты здесь, Зойка?

– Было бы странно, если бы меня не было здесь, – усмехнулась Зойка, – я, видишь ли, здесь живу.

– Да, да, – Диомидов потер лоб. – Прости.

Так состоялась вторая случайная встреча в это утро. О первой Диомидов не догадывался. Вторую наметил сам. Но тем не менее и она оказалась для него сюрпризом. Зойка, а это, несомненно, была Зойка, с которой он когда-то давно сидел за одной партой, стояла сейчас перед ним и улыбалась, и говорила, что он очень мало изменился, что только мешочки появились под глазами да нос вроде стал шире. А в общем он все так же похож

на Поля Робсона, и она его сразу узнала, несмотря на полковничьи погоны и на двадцать лет, прошедшие со дня выпускного вечера в школе.

– Прибавь десяток, – поправил Диомидов, входя вслед за ней в комнату и снимая шинель, которую Зойка предложила бросить на диван. Потому что в шкафу тесно, объяснила она. И конечно же, она спутала. Скоро тридцать лет, как они не виделись. И, наверное, не увиделись бы вообще, если бы не эта история в лесу. Да, это она шла на дачу к подруге, и это на нее совершили нападение. Конечно, испугалась. До сих пор страшно. Но Федя, вероятно, посидит немного. Она приготовит кофе и все расскажет.

– Курить не возбраняется, – сказала она и поставила на валик дивана бронзовый сапожок. – А я сейчас. Ты ведь не на пять минут?

– Может, и не на пять, – откликнулся Диомидов, разминая сигарету и с любопытством осматривая Зойкино жилище. Чем-то оно напоминало его собственное, хотя и мебель и убранство квартиры были иными. У Диомидова не было круглого стола, накрытого клетчатой скатертью, трельяжа, заставленного флакончиками, модных нейлоновых портьер на окнах. «Живет одна», – догадался полковник и в ожидании, пока вернется хозяйка, раскрыл книжку, небрежно брошенную на край стола.

Но мысли его были еще там, в лесу. Он вспомнил, как опустился перед ямой на колени и постучал по ее краю ножом. Она отозвалась мелодичным звоном. Ему захотелось узнать толщину слоя этого странного звенящего лака, и он сунул нож в землю около ямы, ожидая, что он во что-нибудь упрется. Но лезвие свободно прошло в яму. Диомидов присвистнул. Он потянул нож: не на себя, а как бы пытаясь вспороть поверхность. И удивился еще больше. Ручка ножа осталась у него, а лезвие покатилось на дно. Диомидов недоуменно взглянул на обломок и поднялся с колен.

– Так, – сказал он, отряхивая прилипшую к брюкам травинку. И, шагнув в сторону, сел на пенек. Увидел, что Беркутов идет к яме с металлическим прутом в руке.

– Назад! – крикнул он. – Достаточно одной глупости.

Беркутов попытался что-то сказать, но Диомидов только махнул рукой.

– Кто лазил туда? – спросил он милиционеров.

– Я, – откликнулся пожилой старшина. – Этого вытаскивал, – он кивнул на труп вора. – А что, товарищ полковник, там радиация?

– Не знаю. Во всяком случае, близко к этой штуке никому не подходить. Ясно?..

– Вот мы и встретились через тысячу лет, – перебила его мысли Зоя, входя с подносом, на котором стояли кофейник, чашечки и сахарница. – Ты вафли любишь?

– Не надо, – Диомидов раздавил окурок в сапожке и повторил вслед за ней: – Вот и встретились…

– А я забыла, что ты есть на свете, – сказала Зоя, наклоняя кофейник над чашкой. – И вообще всех забыла. Вернее, как-то не приходилось вспоминать.

– Да, – согласился Диомидов.

Он тоже забыл про Зою. И ему понравилась ее прямота. Он терпеть не мог разных фальшивых слов насчет однокашников, которые будто бы только и заняты думами друг о друге и ждут не дождутся дня, чтобы сойтись и поговорить о том, какими они были и какими стали. У Диомидова при подобных встречах разговора обычно не получалось. Такие беседы протекали нудно и состояли в основном из междометий, частиц, союзов и предлогов:

«Ну как?» – «Да ничего. А ты?» – «Женился. Работаю. Помнишь Петьку-то?» – «Петьку? Это какого? Сивоухова, что ли?» – «Ну да. Фигурой стал». – «Вот оно как!»

И разговор иссякал. Однокашникам было в общем-то наплевать, какой фигурой стал белобрысый Петька Сивоухов, о котором в памяти удержалось только, что он как-то на уроке выстрелил из рогатки жеваной бумажкой и попал в лоб учительнице литературы. Потом снова тянулись междометия и союзы, пока кто-нибудь не вытаскивал на поверхность еще одно далекое и совсем уж неинтересное воспоминание.