Серебряное время (сборник)
Шрифт:
А будет ли у него досуг? Впрочем, какое ему дело до джентльменов, которым он предложит ампулу с препаратом. Половины ее хватит, чтобы уничтожить население планеты. А если господа не поверят, пусть попробуют хоть на себе. Они болтают о «чистой» бомбе. Вот она лежит рядом с ним: махайте, господа, угрожайте коммунистам, бросайте их на колени. А он оставит себе Бергсона. Этот хоть и продажен, но хороший организатор. Он поможет Хенгенау приобрести новую лабораторию. И он привезет ему дар всемогущего Случая.
Сорок миль для вертолета – пустяк. Даже подумать ни о чем как следует не успеешь. Увидев внизу очертания пирамида, Хенгенау стал медленно снижаться. Посадив
Около входа, прислонившись к горельефу с кошкочеловеком, его поджидал индеец. Он услышал шум вертолета и прибежал, чтобы получить порцию коки. Хенгенау медленно подходил к нему, сунув руку в карман. Индеец улыбнулся, обнажив черные зубы, и протянул смуглую ладонь. Хенгенау быстрым движением выдернул пистолет. Хлопнул выстрел. Индеец мягко осел на траву.
– Приносящий жертву уподобляется Богу, – прошептал Хенгенау, оттаскивая труп в сторону леса. – Ты больше не нужен, милейший. Ты в этом мире лишний.
И Хенгенау, наклонив голову, вошел в храм…
Он не скучал в одиночестве. Захватил с собой портативную рацию и с ее помощью поддерживал одностороннюю связь с миром. За целость вертолета он не опасался. Сельва в окрестностях храма была пустынна. Дикие звери в счет не шли. Резкий запах бензина – запах цивилизации, непонятный и потому опасный, – отпугивал обитателей сельвы. А к «этим» Хенгенау не питал ни отвращения, ни страха. Они были порождением его ума. А какой изобретатель боится своего детища? Опасен ведь только непосредственный контакт.
Старик устроился в одном из приделов храма, где раньше жил убитый им индеец. Здесь было достаточно воздуха и не очень сыро. Хитроумно сделанная дверь позволяла ему прочно отгораживаться на ночь от внешнего мира. Да и днем он редко совершал экскурсии. Проверка вертолета, короткая прогулка, завтрак. Так начинался день. Кончался он у костра, с помощью которого Хенгенау поддерживал относительно ровный «климат» в своей каморке-пещере. Дым от костра уходил в небольшое отверстие, расположенное под потолком помещения.
Спал он мало. Вместо постели бросил на пол легкую надувную лодку, прихваченную на всякий случай. Перед тем как заснуть, подолгу лежал, устремив неподвижный взгляд в догорающие угли, и думал.
Будущее его не тревожило. Все, что было возможно сделать для своего будущего, он сделал. Предстоящий торг с джентльменами его не беспокоил. Они не дураки, эти джентльмены. Получив деньги, Хенгенау выйдет из игры, дождется Бергсона и займется наконец этой странной штукой – даром всемогущего Случая.
«Приносящий жертву уподобляется Богу». Какую мысль вкладывал в эти слова первобытный индеец? О жертве Хенгенау имел представление. А какое понятие вложено в слово «бог»? «И звезды меняют свои пути». Нет, a priori [4] этого не постичь. Нужен Бергсон, нужна лаборатория. «Маугли» где-то в окрестностях тайны. Организм как воск. Из него можно лепить что угодно. Фокус удался. Но почему «Маугли» повторяет один и тот же фокус? Почему он, Хенгенау, как провинциальный маг, вытаскивает из цилиндра только голубя? А зрители требуют, чтобы он вытащил кошку. Теперь он свернул «Маугли», сумев создать только обезьян. А разве он не хотел этого? Когда много лет назад он задумывал «Маугли», это было именно так. Сначала он шел ощупью. Сначала он, насколько это было возможно, изолировал организм от внешнего воздействия. Ему был нужен экспериментальный материал. И он получил его. Жалкие существа восемь лет ползали по террариуму, пока ему удалось поставить их на ноги.
4
До
Потом эта сыворотка, разящая, как расплавленный металл. Он выполнил обещание, данное Гитлеру. Он доказал, что эволюция обратима. И можно бы успокоиться на этом. Но вот побочные явления?.. Они не укладывались в схему… Что-то стояло за «этими», выглядывало из их опустошенного мозга… И однажды даже прорвалось наружу.
Охранники поймали индейца, бродившего в окрестностях лаборатории. Хенгенау принял его за шпиона и бросил в террариум. А на другой день с изумлением убедился, что индеец обладает непонятным иммунитетом к «этим». Он ввел ему сыворотку. Индеец ухмыльнулся и попросил коки. Затем началось странное. Он стал болтать про «приносящего жертву», в молитвенном экстазе воздевая руки кверху, и все говорил о каком-то храме, где царствует ушастый бог…
Хенгенау не думал в тот день, что в образе этого индейца к нему пришел сам великий Случай. Болтовне индейца он не придал значения. Просто этот индивидуум заинтриговал его своей стойкостью к сыворотке. Это был первый побочный фактор, и профессор не мог не считаться с ним. Он подверг индейца всестороннему исследованию, но не нашел в его организме никаких существенных отклонений от нормы. Тогда ему пришло в голову испытать на индейце поле, в котором сыворотка обретала свои качества…
Как хорошо, что Зигфрид, испугавшись, машинально включил киноаппарат. Так появился кусок пленки, который Хенгенау демонстрировал Бергсону. Остальная часть ленты оказалась безнадежно испорченной. Но в памяти Хенгенау увиденное отпечаталось прочно.
Индеец не выразил никаких чувств, когда Хенгенау приказал Зигфриду повторить опыт. Сунув индейцу пачку коки, они втолкнули его в камеру и плотно задвинули защитный экран. Хенгенау нажал кнопку на панели управления и приник к окну из свинцового стекла… Индейца не было. Из камеры внимательным взглядом смотрело ушастое существо, напоминающее человека и в то же время резко отличающееся от него. Ушастый держал в руке жезл, словно протягивал его кому-то невидимому. Через секунду картина изменилась. Ушастый уже выглядывал из высокой травы, которая колыхалась под ветром, и, казалось, что-то говорил. В это время за спиной Хенгенау охнул Зигфрид. Старик вздрогнул и увидел, что защитный экран стал подниматься. Он немедленно выключил прибор. Индеец как ни в чем не бывало стоял посреди камеры. Его челюсти ритмично шевелились, перекатывая жвачку. Зигфрид, пятясь, выбирался из лаборатории. Хенгенау не остановил его. Он выпустил индейца и стал его расспрашивать. И опять услышал молитву про «приносящего жертву»…
С большим трудом ему удалось добиться от индейца связного рассказа о дороге к храму. Потом, увидев статую, лишенную жезла, Хенгенау стал кое о чем догадываться. Он пожелал еще раз проделать опыт с индейцем. Но что-то не получилось. Случай, давший ему возможность приподнять уголок занавеса и заглянуть на сцену, где готовился интересный спектакль, не повторился.
Бергсон в России. Оставалось только ждать.
Старик подбросил веток в костер. И вдруг почувствовал, что сильно проголодался. Ему захотелось сварить кофе. Он протянул руку к канистре с водой. Она была удивительно легка. Тогда Хенгенау вспомнил, что не наполнил ее днем. Ручей протекал неподалеку. Но на сельву спустилась ночь. Старик задумался. Потом решительно поднялся и, захватив канистру, шагнул в темноту.