Серебряное время (сборник)
Шрифт:
Капитан потрогал усики.
– Баллистическую экспертизу, – сказал он, – я провел аккуратно. Вот так сидел труп. Смотрите. – Он сел как сидел тогда Беклемишев. – А вот тут лежало оружие.
И капитан стал объяснять, какие факты привели его к мысли о том, что налицо рядовое самоубийство.
Диомидов выслушал его, не перебивая, а потом взглянул на Ромашова. Тот пожал плечами. Блестящие познания капитана в области баллистических экспертиз были ему известны в достаточной степени. Тем не менее Ромашов продолжал кое в чем сомневаться. Полковнику он свои соображения уже высказал.
Диомидов стал просматривать беклемишевские бумаги. Ромашов отошел и присел на подоконник. Капитан Семушкин ковырнул ногтем бронзовую богиню и зевнул, прикрыв рот рукой. Минут двадцать в кабинете слышны были только вздохи Семушкина и шелест бумаги.
– Вы правы, – сказал наконец Диомидов. – Здесь действительно ничего интересного нет. – Эту фразу он адресовал Ромашову. Капитан же отнес ее на свой счет и счел долгом откликнуться.
– Научная методика, – сказал он, торжествующе взглянув на Ромашова, – позволяет нам сделать такой вывод.
Диомидов пристально поглядел на капитана, пытаясь постичь смысл столь высокохудожественной фразы, потом кивнул головой.
– Да, – одобрительно отозвался он. – У меня был знакомый, который считал, что каждое время года имеет свои плюсы и минусы. Летом, например, тепло. Это хорошо. Но летом нужно часто мыть ноги. И это уже плохо. Зимой холодно. Это плохо. Но ноги можно мыть реже. Это хорошо. Такие выводы позволяла ему делать научная методика.
Ромашов отвернулся. Его плечи подозрительно затряслись. Капитан Семушкин потрогал усы и надул щеки. Он не знал, нужно обижаться или следует сделать вид, что ничего особенного не произошло. Поразмыслив, он решил сделать вид и натянуто засмеялся. Шутки старших товарищей, даже обидные, капитан Семушкин умел воспринимать подобающим образом. Но в данном случае полковник пренебрежительно отнесся не к нему, капитану, а к научным методам, которыми он, капитан, руководствовался при изучении обстоятельств дела. Поэтому, посмеявшись в меру, капитан снова надул щеки.
Смена настроений на лице капитана не ускользнула от Диомидова. Он пожалел о неосторожно брошенных словах и мысленно обругал себя. Недалекий капитан с его безапелляционной уверенностью не мог служить мишенью для острот. Правда, эта уверенность раздражала. Но ведь не настолько же, чтобы кидаться на человека. Почему «хладнокровный, как бревно», по выражению майора Беркутова, Диомидов вдруг ни с того ни с сего вышел из себя? Почему соскочила пружинка? Ромашов? Да, пожалуй. Не будь в Сосенске Ромашова, капитан Семушкин спокойно перекрестил бы дело, и никогда Диомидову не узнать бы о связи беклемишевского дела с тем, что произошло в подмосковном лесу. О том, что кончик из клубка, который он начал разматывать, прячется в этом дачном городке, в этом домике, в этом кабинете с полированным письменным столом на гнутых старомодных ножках и Дианой-охотницей на нем. И даже не в кабинете, а за его окнами, в саду, среди кустов смородины и малины.
В саду, в полутора десятках метров от окна, возвышалась соломенная крыша погреба. Это был обыкновенный рядовой погреб для картошки. А рядом с погребом, среди сочных зеленых лопухов темнело большое круглое пятно.
– Послушайте, – сказал он. – Вы в саду были?
Капитан покачал головой.
– Там нечего делать.
– Ну да, – заметил Диомидов. – Я просто забыл про вашу версию.
– Там нечего делать, – упрямо заявил капитан Семушкин. – Окно было закрыто на шпингалеты. А убийства в закрытых помещениях случаются только в романах.
– Это верно, – подтвердил полковник. – Но и в романах им находят объяснение.
– Баллистическая экспертиза, – сказал капитан веско.
– Откройте окно, – попросил Диомидов.
Семушкин с явной неохотой повиновался. Щелкнули шпингалеты. Капитан толкнул раму. В комнату ворвался ветер.
– Теперь смотрите сюда, – сказал Диомидов. Он протиснулся к окну, сдвинул створки и резко потянул их на себя. Раздалось два щелчка. Шпингалеты вскочили в гнезда. Ромашов только присвистнул. Капитан округлил глаза и покраснел.
– В детстве я таким способом уходил из дома, чтобы не беспокоить родителей, – сказал Диомидов. – У наших окон шпингалеты были тоже с пружинками. А сейчас давайте думать дальше.
Ромашов пощелкал нижним шпингалетом и растерянно взглянул на Диомидова.
– Вот уж действительно, – сказал он сокрушенно. – Никогда бы не подумал. Они… Черт их знает…
– Тут есть срез, видите, – сказал Диомидов. – Шпингалеты автоматически поворачиваются, когда закрывается окно. А пружинка спрятана внутри. Как в затворе винтовки. Сейчас таких шпингалетов уже не делают.
– Что же получается? – пробормотал Ромашов. – Значит… Значит, кто-то знал про этот фокус? Окно было раскрыто… Беклемишев сидел в кресле… А как же с экспертизой?
Капитан Семушкин внимательно рассматривал носки своих ботинок. Диомидов сказал:
– От окна до головы Беклемишева рукой подать. Опытный убийца мог направить пистолет как хотел. Конечно, на полноту эффекта рассчитывать было трудно… Но… Получилось, как видите.
– Эх, если бы раньше! – вздохнул Ромашов и сердито поглядел на Семушкина. Тот покраснел.
– Да, – сказал Диомидов. – Вам надо было побывать в саду и поинтересоваться вон той ямой.
– Какой? – удивился Ромашов.
Диомидов указал на видневшуюся в лопухах небольшую яму.
Семушкин окинул Диомидова недоумевающим взором. Ромашов тоже никак не мог взять в толк, при чем тут яма в саду. Мелькнула какая-то дикая мысль о взрыве бомбы или гранаты. Но он тут же отбросил ее и повернулся к Диомидову.
– Товарищ полковник… – начал он.
Диомидов поднялся и лаконично бросил:
– Выйдем. Поглядим поближе.
Они прошли гуськом через гостиную, коридор, вышли на улицу и, обогнув дом, оказались перед садовой калиткой. На ней висел тяжелый ржавый замок. Диомидов дернул его. Дужка выскочила. Через заросли малины и смородины они пробрались к яме.
– Что и требовалось доказать, – сказал полковник.
Семушкин изобразил из своей фигуры вопросительный знак. Ромашов пожал плечами.
– Не понимаю, – вырвалось у него. – Товарищ полковник, объясните, что за яма такая?