Серебряные коньки
Шрифт:
– Вот на этом углу, – сказал Якоб, указывая на какие-то крупные строения, – пятнадцать лет назад огромные склады зерна провалились в трясину. Это были прочные здания, построенные на хороших сваях. Но в них ссыпали слишком много зерна – больше семидесяти тысяч центнеров, – и они рухнули.
Якобу трудно было рассказать такую длинную историю, и он остановился передохнуть.
– А ты-то почём знаешь, что туда ссыпали семьдесят тысяч центнеров зерна? – резко спросил Карл. – В то время ты ещё из пелёнок не вышел.
– Мне отец говорил, а он хорошо знает, как всё было, – ответил Якоб. Отдышавшись, он продолжал: – Бен любит живопись. Давайте покажем ему какие-нибудь картины.
– Хорошо, –
– Будь у нас время, Бенджамин, – сказал Ламберт ван Моунен по-английски, – я повёл бы тебя в Стадхёйс, дом городского управления. Вот там сваи так сваи! Здание построено на четырнадцати тысячах свай, и они забиты в землю на глубину семидесяти футов. Но что я хочу тебе показать – так это большую картину, на которой изображено, как ван Спейк взрывает свой корабль… Замечательная картина!
– Ван кто? – переспросил Бен.
– Ван Спейк. Неужели не помнишь? Битва с бельгийцами была в самом разгаре, и, когда он понял, что они его одолеют и захватят в плен корабль, он взорвал и его и себя вместе с ним, чтобы не сдаться врагу.
– А разве не ван Тромп взорвал корабль?
– Вовсе нет. Но ван Тромп тоже был храбрецом. Ему поставили памятник в Дельфт-хавне – там, где пилигримы [19] сели на корабль, чтобы отправиться в Америку.
– Так. А что совершил ван Тромп? Ведь он был знаменитым голландским адмиралом, да?
19
Пилигримы – в данном случае первые голландские переселенцы в Америку.
– Да, он участвовал в тридцати с лишним морских сражениях. Он победил испанский флот и английский, а потом привязал швабру к верхушке мачты, объявляя этим, что он вымел англичан – очистил от них море. Голландцы умеют побеждать, братец ты мой!
– Замолчи! – вскричал Бен. – Привязал он швабру или нет, а всё-таки англичане победили его в конце концов! Теперь я всё вспомнил. Его убили где-то на нидерландском побережье в битве, которую выиграл британский флот. Обидно, а? – лукаво добавил он.
– Хм! Куда это мы попали? – воскликнул Ламберт, чтобы переменить разговор. – Слушай, все нас опередили… все, кроме Якоба. Ой, до чего он толстый! Мы и полпути не пройдём, как он раскиснет.
Бену, конечно, было приятно бежать на коньках рядом с Ламбертом, который хоть и был чистокровным голландцем, но воспитывался неподалёку от Лондона и по-английски говорил так же свободно, как по-голландски. И всё же Бен не огорчился, когда капитан ван Хольп крикнул:
– Коньки долой! Вот и музей.
Музей был открыт, и в тот день вход в него был бесплатный. Путешественники вошли, шаркая ногами, по обыкновению всех мальчишек, которые, кажется, никогда не упускают этой возможности – так им нравится слышать шорох своих подошв, скользящих по натёртому полу.
Музей в Амстердаме – это просто картинная галерея, в которой можно увидеть лучшие произведения голландских мастеров и, кроме того, около двухсот папок с редкими гравюрами.
Бен тотчас же заметил, что некоторые картины здесь висят на щитах, прикреплённых к стене шарнирами. Их можно поворачивать, как оконные ставни, и рассматривать при наиболее благоприятном освещении. Это приспособление очень помогло мальчикам, когда они любовались «Вечерней школой», маленькой жанровой картиной Герарда Доу, так как оно позволило им оценить её блестящую технику: казалось, что картина освещена тем светом, что проникает в изображённые на ней окна. Питер отметил также красоты другой картины Доу, «Отшельник», и рассказал мальчикам несколько интересных анекдотов об этом художнике, родившемся в Лейдене в 1613 году.
– Целых три дня писать ручку швабры! – удивлённо воскликнул Карл, отзываясь на слова капитана, который рассказывал о том, как необычайно медленно писал Доу.
– Да, брат, три дня. И, говорят, он потратил целых пять дней, отделывая руку на одном женском портрете. Видишь, как удивительно ярки и до мелочей выписаны все детали этой картины. Каждый день после работы он тщательно закрывал свои неоконченные произведения, а краски и кисти прятал в непроницаемые для воздуха ящики. Судя по всем рассказам, сама его мастерская была закупорена, как шляпная картонка. Художник всегда входил в неё на цыпочках и, кроме того, прежде чем начать работу, сидел неподвижно, пока не оседала лёгкая пыль, поднявшаяся, когда он вошёл. Я где-то читал, что его картины кажутся ещё лучше, если рассматривать их в увеличительное стекло. Он так напрягал глаза, обрабатывая мелкие детали, что уже в тридцать лет был вынужден носить очки. В сорок он видел совсем плохо и едва мог писать. Ему нигде не удавалось найти такие очки, которые помогли бы ему видеть яснее. Наконец одна бедная старая немка предложила ему попробовать её очки. Они пришлись ему как раз по глазам и помогли писать так же хорошо, как раньше.
– Хм! – негодующе воскликнул Людвиг. – Вот это мне нравится! А как же эта старушка обходилась без очков, спрашивается?
– Ну, – рассмеялся Питер, – возможно, у неё были другие. Во всяком случае, она уговорила художника взять её очки. Он был так благодарен, что изобразил на картине эти очки вместе с футляром и подарил ей. А старушка отдала эту картину бургомистру, за что получила пожизненную пенсию и до конца своих дней прожила безбедно.
– Ребята, – громким шёпотом позвал Ламберт, – пойдёмте посмотрим «Медвежью облаву»!
Это была прекрасная картина работы Пауля Поттера, голландского художника XVII века, писавшего замечательные произведения ещё до того, как ему исполнилось шестнадцать лет. Мальчиков она привела в восхищение, так как им понравился её сюжет. Они равнодушно прошли мимо выдающихся произведений Рембрандта и ван дер Хельста, но восторгались одной плохой картиной ван дер Венне, изображающей морской бой между голландцами и англичанами. Потом они, совершенно очарованные, стояли перед портретом двух маленьких мальчуганов, один из которых хлебал суп, а другой ел яйцо. По мнению наших путешественников, главное достоинство этой картины заключалось в том, что мальчишка, который ел яйцо, вымазал себе рожицу желтком, к величайшему удовольствию зрителей.
Следующей картиной, удостоившейся их внимания, было прекрасное изображение праздника святого Николааса.
– Смотри, ван Моунен, – сказал Бен Ламберту, – до чего хорошо написано лицо этого малыша! Он как будто знает, что заслужил трёпку, но надеется, что святой Николаас ещё не вывел его на свежую воду. Вот такие картины мне нравятся: они как будто рассказывают целую историю.
– Идёмте, ребята! – крикнул капитан. – Уже десять часов, пора в путь!
Они поспешили на канал.
– Коньки на ноги!.. Готовы? Раз, два… Эй! Где же Поот?