Серебряный ангел
Шрифт:
— Насколько я понимаю, выбора у меня действительно нет, — еще по инерции весело сказал Дерек, хотя улыбка уже исчезла с его лица. — Тебе необходима свобода передвижения, и ничто не должно тебя связывать.
— Это так. Если ты согласишься, выбирать не придется ни тебе, ни мне.
— Но ты действительно хочешь, чтобы все было именно так, Джамиль?
— Я не вижу другого способа.
— Но ведь за Селимом мог бы поехать я?
— Да, но ты не знаешь его так хорошо, как я, Касим. Тебе потребуется в два раза больше времени, чтобы разыскать его, я уже могу умереть к тому моменту. К тому же, — Джамиль криво улыбнулся, — я просто сойду с ума, если не воспользуюсь твоим присутствием, чтобы уехать отсюда. Я уже сомневаюсь, что смогу выдержать даже то время,
— Ну уж здесь придется потерпеть немного, брат мой, — демонстративно возразил Дерек. — Я бы предпочел приступить к этому делу не совсем слепым.
Джамиль улыбнулся на столь по-английски вежливую и напыщенную фразу брата. Конечно, придется потерпеть.
Глава 14
Жанну Мориас только что ввели в комнату, и она внимательно ее оглядывала. Было не более трех часов дня, но большинство лежащих на полу соломенных тюфяков уже были заняты женщинами, которые валялись на них, не имея другого занятия, нежели читать бесконечно тянущиеся минуты и часы. Тоска, апатия, страх в их глазах. Ничего другого, она уже все это видела. Ей трижды пришлось пройти этим путем, три раза ее продавали, покупали и продавали вновь. Единственное, что удивило ее, — чистота в этом принадлежащем Хамиду Шарифу багнио — здании, где собирают рабов перед продажей. В большинстве багнио к рабам относились как к ожидающему смены хозяина рабочему скоту и в них было не чище, чем в свинарнике. Посредине же помещения, в котором она оказалась сейчас, даже бил фонтан, а сквозь имеющиеся на двух стенах решетчатые окна проникали солнечные лучи и свежий ветерок. Обстановку можно было бы назвать приятной, если бы не все те же царившие здесь тоска, апатия и страх.
Жанна нашла свободный тюфяк и посмотрела на своих соседок. Она воспринимала их как соперниц, а соперничать было за что, по крайней мере для нее. Из опыта она знала, что чем богаче дом, в который она попадет, тем лучше будет для нее, а самый богатый покупатель непременно выберет и самую привлекательную рабыню. К счастью, в комнате вообще оказалось не так много женщин, и ни одна из них особо не выделялась. Исключение составляла лишь чернокожая красавица, которая прямо дымилась от ярости и враждебности ко всему окружающему и, видимо, из-за этого была прикована цепью к стене. Однако если она и в самом деле столь агрессивна, как выглядит, ее не поведут на помост, а продадут отдельно.
Жанне на помост идти предстояло. Ей уже приходилось стоять на нем, и особого унижения при мысли об этом в отличие от многих других она сейчас не испытывала. Она гордилась своим телом, золотым отливом своих пышных волос, голубыми глазами, зная, как высоко это ценится здесь. Женщина была уверена, что надлежащая поза и несколько чувственных взглядов легко сумеют возбудить похоть торгующихся за нее и тем самым еще более поднять цену. Ее собственный опыт свидетельствовал, что чем больше денег выложит будущий хозяин, тем более удачным приобретением будет он ее считать, и тем лучшим будет отношение к ней в его доме.
Неожиданно ее привлек какой-то серебристый блеск. Жанна перевела взгляд в ту сторону, откуда он исходил, и увидела женщину, на которую ранее не обратила внимания, посчитав ее слишком старой. Но сейчас, когда та подняла голову, у Жанны даже перехватило дыхание. Это была девушка совсем молодая и неописуемо красивая. Первым чувством женщины было раздражение, но оно быстро улетучилось. Жанна поняла, что эта девушка, так же как и чернокожая принцесса, на помост не попадет. Таких красавиц продают обычно на закрытых торгах, и другим они не соперницы.
Жанна смотрела на беспомощную девушку, все сильнее бледнеющую с каждой секундой. Издалека глаза ее напоминали угли — столь темны они были по сравнению с белой кожей. Широко открытые, они с неподдельным ужасом глядели на что-то в окно. Посмотрев туда же, женщина поняла причину этого страха. В большом внутреннем дворе, напротив их комнаты, шли
Знала Жанна и то, что Хамид Шариф проводит аукционы дважды в неделю, продавая каждый раз от двадцати до тридцати душ, а то и больше, если рабов оказывается у него слишком много. Теперь она поняла, почему в их комнате женщин было не так много. Тех, кого должны были продать сегодня, уже вывели, и они ожидали своей очереди во дворе.
Сквозь окно был виден и сам помост — квадратная платформа, достаточно высокая, чтобы все собравшиеся могли как следует разглядеть товар. Рабы были дешевы, поэтому покупателей всегда собиралось много. Даже небогатый человек был в состоянии помаленьку копить деньги и купить одного или двух, чтобы облегчить себе жизнь. За молодую женщину давали всего семьдесят пиастров, сильный мужчина стоил немного дороже. Выше ценились евнухи — до двухсот пиастров. Спрос на них был большой, ведь религия запрещает мусульманам самим кастрировать людей. Обычай использовать в гаремах евнухов не был исконно турецким, он перешел от византийцев, которым принадлежал И Стамбул раньше, в те времена, когда он назывался Константинополем.
Но дешевы были те рабы, которые предназначались для физической работы. Отличающиеся красотой женщины — это совсем другая категория. Такую невольницу могли покупать в качестве наложницы, и тогда цена определялась тем, насколько сильно желание обладать ею распалило будущего хозяина. В первый раз, когда она была еще невинна, Жанну продали аж за пятьсот пиастров. А за женщину, обладавшую совсем редкой красотой, могли заплатить и гораздо больше.
Жанне пришло на ум выяснить, знает ли обо всем этом среброволосая красавица. Не исключено, что ей не сказали о том, что не поведут на помост, и именно поэтому она так напугана увиденным в окне. Как раз в этот момент на торгах настала очередь молодой невольницы и маленького ребенка, видимо, родственников. Их вывели на помост для всеобщего обозрения и заставили поворачиваться в разные стороны. Несчастные были совершенно голыми и горько рыдали. Жанна, вспомнив себя в таком же состоянии, задумалась. Неизвестно, что лучше: подобно ее нынешним соседкам, заранее увидеть, что тебе предстоит, или сидеть в полной неизвестности вдалеке от помоста и ждать, что произойдет. Она встала, подошла к девушке и присела возле нее на тюфяк.
— Тебе не придется проходить через это, — сказала она мягко.
— Я знаю, — взволнованно ответила девушка на родном языке Жанны с почти незаметным акцентом.
— Тогда почему ты так напугана тем, что видишь?
— Это так ужасно, так унизительно! Этого нельзя позволять. Настоящее варварство!..
— Ты надорвешь свое сердце, если будешь переживать обо всем, крошка. Ты оказалась здесь, и этого уже нельзя изменить. Единственный способ выжить — забыть обо всех, кроме себя.
При этих словах девушка взглянула на нее, и Жанна увидела, что глаза Красавицы вовсе не черные. Они лучились каким-то необычным темно-лиловым, прямо фиалковым светом.
— А ты сама не боишься? — спросила их обладательница.
Жанна хотела улыбнуться, но вместо этого только пожала плечами.
— Я здесь уже старожил. Прошло девять лет с тех пор, как меня пленили и первый раз продавали в Алжире. Тогда меня звали Жанна Мориас, правда, за это время мне несколько раз пытались дать другое имя. Они всегда меняют наши имена. Но Бог его знает почему, сама себя я называю тем, с которым родилась, до сих пор. А как тебя зовут?
— Шантель Бурк.
— Англичанка или американка? — Видя, как девушка колеблется, не решаясь ответить, Жанна усмехнулась. — Следовательно, ты англичанка. Но не волнуйся, крошка. Я могу быть француженкой, а наши страны могут воевать, но это нас не касается. Оставим драки мужчинам, хорошо?