Серебряный единорог
Шрифт:
В шесть часов утра Аюров, с портфелем подмышкой, стоял у поста ГАИ на выезде из Агинского. Рядом с ним кутался в шинель сонный гаишник Бато Цыденов, дальний родственник покойной жены. Со стороны поселка показался желтый свет фар. Через пару минут лейтенант Цыденов тормознул КАМАЗ, забрал документы у вышедшего из кабины водителя и долго рассматривал права и путевой лист, освещая их фонариком.
– Откуда едете? – строго спросил сержант.
– Из Борзи, – хмуро ответил небритый шофер.
– Что везете?
– Пустой, в Читу возвращаюсь из рейса.
Цыденов проверил наличие аптечки, аварийного знака,
Гаишник осветил фонариком переднее колесо.
– Резина лысая, – пнул он тугой баллон с рифленым протектором.
– Как лысая? – возмутился водитель, – я и месяц на ней не езжу.
– Лысая резина, – уперся лейтенант, размахивая фонариком, – Загоняйте КАМАЗ на штрафплощадку. К обеду начальник приедет, разглядим тогда: лысая резина или нет.
Водитель сдался и заканючил:
– Ну това-а-рищ лейтенант, отпустите меня, ночь не спал, еще тут торчать до обеда.
Бато задумчиво уставился на звезды, поправил шапку и произнес:
– Ладно, езжайте, только попутчика до Читы подбросьте.
– Доставлю в целости и сохранности, – обрадовался шофер.
Цырендаши попрощался с родственником и забрался в теплую кабину машины. КАМАЗ плавно тронулся с места, тихонько проехал километр и, набирая скорость, понесся посередине дороги. Возбужденный водитель, не стесняясь пассажира, костерил милицию, ментов и в особенности наглых гаишников до самого отворота на село Челутай. Цырендаши с достоинством достал из внутреннего кармана кожаный кошелек. Шофер покосился на пассажира и сменил тему.
– Ну что за уроды наши дорожники, – вцепился в руль водитель, – Каждый год в этом месте ремонтируют, а колдобины все больше и больше.
В свете фар дорога была похожа на стиральную доску, годившуюся для исполинского Атланта, держащего на плечах небесный свод. Подпрыгивая на сиденье, Аюров пересчитал наличность. Его пальцы вытянули наполовину десятку, три пятерки, две трешки и пять рублевых купюр.
– Тридцать шесть, – подсчитал в уме Цырендаши, – Одна треть от сакрального числа «сто восемь», третья часть ганджура*. Прошедшее время на пути к Просветлению, – шевелил он губами. – наступило настоящее и предстоит будущее…
– Что ты там бормочешь? Молишься что ли?
– Познаю истину…
Водитель захохотал:
– Истина в вине. Прими литр и всё познаешь.
Шоссе потянулось в подъем, поросший березняком. За кюветом грациозно замерла дикая козочка, ослепленная светом. Глаза ее мерцали двумя изумрудами.
– Хороший знак, – прошептал Аюров.
– Красуля! – восхитился шофер.
Пустой КАМАЗ урчал двигателем и несся в гору с приличной скоростью. Перед самой вершиной перевала, Цырендаши приоткрыл окно и выбросил медный пятак напротив березы, обвешанной разноцветными лоскутами и лентами. Монетка полетела, кувыркаясь в лунном свете, и легла точно под ствол березы.
Цырендаши улыбнулся: точное приземление монетки сулило предстоящую удачу.
В городе Аюров попросил водителя остановиться за перекрестком улиц Бабушкина и Ленинградской. Положив три рубля на полку панели, он поблагодарил водителя.
– Не парься, я не барыга, – вернул деньги шофер. – Видел твои «капиталы».
Ровно в девять часов утра Цырендаши постучал в дверь фирмы «Гранд-тур». Анатолийский был на месте, потягивая кофе с Каленовой.
– Доброе утро, – поздоровался посетитель. – Я по объявлению в газете. Приехал из Агинского округа.
– Почту к вам на лошадях доставляют? – позлорадствовал Анатолийский. – Собеседование вчера закончилось.
– Сегодня первое марта. В объявление напечатано «по первое марта». «По», в отличие от «до» – означает включительно.
Меркурий вопросительно взглянул на бухгалтера; Наталья кивнула головой.
– Ну хорошо, проходите, – пригласил директор. – Что у вас? Уникальные маршруты по Агинским степям?
Аюров извлек из кожаного портфеля, сшитого своими руками, несколько сложенных карт на широкоформатной кальке. Разложил на столе большой лист.
– По этому маршруту я водил школьников, – Цырендаши разгладил блестящую кальку и ткнул пальцем в значок на карте, – Это древняя стоянка на озере Ножий. Рядом – мастерская древних людей. А вот на горе – плиточные могилы. Они относятся к культуре поздней бронзы и раннего железного века.
Меркурий внимательно осмотрел карту. Сопки, скалы, озера и реки были рельефно выведены разным цветом; постройки, чабанские стоянки, памятники и родники – искусно нанесены на кальку понятными миниатюрными знаками; фигурки животных и птиц пластично застыли в желто-зеленой степи и у берегов голубых озер.
– Превосходная работа. Кто рисовал карту? – спросил Анатолийский.
– Я, но карта плохая – масштаб не соблюден, – поскромничал претендент на должность директора филиала.
Наталья, входившая для солидности отбора в конкурсную комиссию, принялась чинить карандаш. Директор искоса разглядел посетителя: старенький костюм, галстук, давно вышедший из моды, мятые брюки, заправленные в странные сапоги с загнутым носком. Но бурят стал первым, кто по-настоящему заинтересовал Меркурия. Остальные претенденты, коих насчиталось четыре десятка, были забракованы им в ходе опросов.
– Как вас зовут?
– Цырендаши Цыренович Аюров.
– Образование есть?
– Высшее педагогическое, окончил исторический факультет.
– Историк, значит. Это хорошо. Скажите, Цырендаши, у вас есть сведения о буддийских храмах в Забайкалье времен Чингисхана?
Педагог уверенно, как на уроке, объяснил:
– Впервые волна учений махаянского буддизма пришла в Монголию в конце шестого века во времена тюркского, а затем и уйгурского каганатов. Но уйгуры откочевали в Синьцзян под ударами енисейских кыргызов. Вторая, более крупная волна пришла из Тибета в тринадцатом веке во времена хана Хубилая, когда в Монголию прибыл великий мастер традиции Сакья Пхагпа-лама. Он разработал новую монгольскую письменность для перевода священных буддийских текстов. Следовательно, коренным народам империи Чингисхана ламаизм был малоизвестен; на территории Забайкалья преобладал шаманизм и никаких буддийских храмов в то время не было. В современном виде буддизм закрепился в нашем регионе лишь в конце шестнадцатого века благодаря усилиям Далай-ламы третьего, когда главной формой распространившегося среди монголов и бурят тибетского буддизма стала традиция Гелуг. В то же время незначительные следы традиций Сакья и Кагью кое-где сохранились. В некоторых небольших монастырях продолжали практиковать традицию Ньингма…