Серебряный каньон
Шрифт:
— Ты Бреннан?
— Ну да, — ответил я.
И тогда он ударил.
Никакого повода для этого я ему не давал. Огромный кулак, точно обух топора, врезался в челюсть; ноги у меня подломились, словно кто-то оглоблей двинул под коленки, и я почувствовал, что падаю. Пока я падал, он двинул меня еще раз; из-за этого свирепого удара я свалился не ничком, а рухнул навзничь. Он уселся на меня верхом, придавив к земле всеми двумястами шестьюдесятью фунтами, и, прижав мои руки коленями, принялся дубасить по лицу и голове. Наконец он встал, отступил на шаг и пнул меня под ребра.
— Если ты
Губы у меня были в крови и распухли, а в голове клубился туман.
— Врешь, — ответил я.
Он пнул меня еще раз и ушел, насвистывая.
Кое-как мне удалось перекатиться на живот, подтянуть руки и встать на колени. Я добрался до стены почтовой станции и лег там; из разбитых губ и ссадин на лице сочилась кровь, а в голове гремел большой барабан.
Избил он меня жестоко. Ничего подобного не приключалось со мной с детства, а таких ударов я не получал вообще никогда. Кулаки у него, похоже, были из дубовых корневищ, а руки — из толстенных сучьев.
Каждый вдох давался мне с трудом; я был уверен, что сломано, по крайней мере, одно ребро. Но мне все равно надо было ехать. Нахваставшись в Хеттен-Пойнте, я не мог допустить, чтобы Мойра Макларен увидела меня валяющимся на улице, как побитая собака.
Я нащупал руками угол здания, подтянулся и встал на ноги. Шатаясь и придерживаясь за стены, я прошел вдоль станции и добрался до конюшни. Оседлав Серого, я забрался в седло и подъехал к воротам. Улица была пуста… Никто не видел, как меня избили, Моргана Парка сейчас нигде не было видно. С минуту я сидел на лошади — как раз под фонарем, висевшим над воротами. И тут открылась дверь заведения мамаши О'Хары, и на пороге появилась Мойра Макларен.
Спустившись по ступенькам, она подошла ко мне и остановилась, с каким-то благоговейным удивлением разглядывая мое распухшее и окровавленное лицо.
— Итак, значит, он вас нашел. Всякий раз, когда кто-нибудь надумает подойти ко мне, он тут же узнает об этом. И всегда это кончается одинаково. Теперь вы сами убедились, Мэтт, что жениться на Мойре Макларен не так уж просто. — В голосе ее прозвучала нотка чуть ли не сожаления. — А теперь вы нас покидаете?
— Ненадолго… Я вернусь за вами. И за тем, чтобы задать трепку Моргану Парку.
— Опять хвастаетесь. — Голос ее сразу же стал холодным, в нем прозвучали презрительные нотки. — Все, что вы смогли — это нахвастаться и оказаться избитым.
Ее слова заставили меня улыбнуться, а при разбитом лице это было весьма болезненно.
— Плохое начало, правда?
Она стояла, глядя мне вслед.
Я ехал ночь напролет, забираясь во все более и более дикие места. Так собака разыскивает какую-нибудь дыру, чтобы забиться в нее и умереть. Однако думал я не о смерти — только о жизни и о том, как снова найти Моргана Парка.
Всю ночь в голове моей грохотал барабан, отяжелевшее от усталости тело саднило и болело, распухло и стало бесформенным. Высокие стены каньона нависали надо мной, и я всем существом впитывал их прохладу. Потом я выехал на высокое плато, где легкий ветерок нес с собой свежие запахи полыни и лилий.
Я смутно понимал, что забрался в страну одиночества и забвения, где могли обитать лишь немногие, и эти немногие вряд ли были рады новичкам. С наступлением дня я очутился в длинном каньоне, поросшем высокими соснами. Где-то неподалеку бормотал ручей, и я свернул со звериной тропы, по которой ехал, шагом направив Серого на этот звук. Трава и цветы поднимались здесь до лошадиных колен, распространяя пьянящие ароматы. Я был один в глуши, которая является источником всех наших сил.
Тут, возле ручья, я устроил себе постель, разостлав дерюжку наполовину на солнце, наполовину в тени; потом привязал лошадь, лег, завернулся в одеяло и с глубоким вздохом расслабился.
Когда я снова открыл глаза, было уже за полдень. Стояла тишина; только разговаривал ручей да постанывал в кронах сосен ветер — далекий, одинокий звук. Потом ниже по течению плеснул бобер, а в деревьях застрекотала сорока, суетливо жалуясь на белку.
Я был один… Набрав сухих веток, я развел костер и, нагрев воды, осторожно обмыл лицо. Занимаясь этим, я размышлял о человеке, который меня избил.
Правда, он ударил меня без предупреждения, а потом прижал так, что выбраться не было ни малейшей возможности Но я должен был признаться, что побит основательно. Тем не менее я хотел вернуться. Это был спор не из тех, что решаются стрельбой. Моргана Парка я должен был побить голыми руками.
Однако учитывать надо было и многое другое. Судя по тому, что я узнал, ключом к ситуации служило ранчо «Ту-Бар», и моя идея заключалась в том, чтобы соединиться с Боллом, который был достаточно упрям, чтобы противостоять двум сильным противникам. Мне давно уже свойственно было стремление поддерживать проигрывающего; люди, достаточно сильные, чтобы выстоять в одиночку, всегда вызывали у меня симпатию. Если только Болл согласится принять мою помощь…
К западу от места, где я разбил лагерь, посреди заросшей высокой травой луговины вздымалась огромная вертикальная скала. Луговину окружали деревья, в основном сосны, которые на востоке, там, где протекал ручей, уступали место дубкам и сикоморам.
Дважды я замечал мелькнувшего меж стволами оленя. Улегшись в засаде возле ручья, я подстрелил молодого самца.
После этого я два дня только ел да спал, а ручей все так же говорливо бежал мимо меня. Мало-помалу перестал болеть бок, разве только при резких движениях, хотя все еще оставался тугим и болезненно реагировал на любое прикосновение. Синяки вокруг глаз и на скуле пожелтели, а опухоль слегка спала. Хорошо бы, конечно, провести здесь еще несколько дней и окрепнуть основательнее, но откладывать отъезд было нельзя. Оседлав Серого, я направил его к ранчо «Ту-Бар».
Когда я свернул в Тополевую промоину, спина Серого под лучами полуденного солнца потемнела от пота. Повсюду здесь журчала вода, зеленела трава и росли деревья. Стены промоины поднимались вровень с верхушками высоких деревьев, а изредка попадавшийся на глаза скот выглядел откормленным и ленивым.
Добрый час я неторопливо ехал, ощущая жар солнечных лучей и вдыхая свежий запах травы; внезапно тропа уперлась в ворота, украшенные большой вывеской:
ВЪЕЗД НА РАНЧО «ТУ-БАР»
ВОРОТА ПРИСТРЕЛЯНЫ ИЗ СПЕНСЕРА-56