Серебряный леопард
Шрифт:
Последние три дня Розамунда боролась с возрастающим чувством неясного беспокойства. Ее тревожили продолжительные отлучки ее брата из дворца Бардас, хотя он просто выезжал с целью помочь наладить снабжение последователей Готфрида Бульонского.
Лотарингцы, бароны с мрачными лицами, праздношатающиеся сержанты и ратники стальным потоком хлынули на древние римские дороги. Крестоносцы говорили на разных языках, большинство из которых казалось норманнам отвратительным на слух и, конечно, совершенно непонятным. Надменные и нетерпеливые, они были преисполнены фанатичного стремления незамедлительно атаковать ненавистных неверных. Многие из этих грубых и невежественных сеньоров, очевидно, не имели ни малейшего представления о расстояниях, которые им предстояло преодолеть. Поэтому они тащили с собой соколов, охотничьих собак и даже жен с детьми. Последние, естественно, во время столь длительного и утомительного путешествия постоянно болели, худели и теряли силы.
Особенно страдали крестоносцы, которые не имели денег, а следовательно, никаких средств существования. К ним относились крепостные, слуги, свободные крестьяне, которые покинули свои угодья, чтобы взяться за топоры или вилы в надежде завоевать себе небесное спасение в Священной войне, которая, по их мнению, должна была закончиться как раз к следующему севу.
– Моей госпоже сопутствовала удача, – улыбнулась Хлоя, – ей удалось очень быстро найти железную рубашку подходящего размера для моего господина Эдмунда.
– Она красива и легка, – подтвердила Розамунда, но ее голос едва не потонул в топоте копыт и брани заспоривших о дороге всадников сирийского верблюда. – Однако она не убережет от франкской стрелы или меча.
– И все же она может хорошо защитить от стрел и кривых сабель сельджуков, – поспешила Хлоя утешить хозяйку. – Они, как мне говорили, намного легче оружия франков. Моя госпожа, быть может, поищет еще, – быстро добавила Хлоя. – Вдруг удастся раздобыть более тяжелую кольчугу.
– Чтобы я могла передать эту, легкую, оруженосцу сэра Эдмунда, когда тот вернется? – рассмеявшись, сказала Розамунда.
– О нет! Нет! Я об этом и не думала, – смутившись, запротестовала Хлоя. – Просто в этой современной Гоморре слишком много острых ножей и дурных людей. А как думает моя госпожа, когда возвратится Герт Ордуэй?
– То знают лишь святые. Ты, я вижу, совсем потеряла голову из-за этого белокурого увальня?
– Я каждую ночь молюсь в дворцовой часовне, чтобы добрый святой Василий защитил его и помог ему вернуться… к своему господину.
Выглянув из-за позолоченных занавесок, Розамунда убедилась, что ее носилки и эскорт заворачивают на улицу Крылатого Быка. Она была настолько узкая, что казалось, будто крыши стоявших вдоль нее домов соприкасаются, не пропуская вниз дневной свет.
Носилки сопровождали четыре всадника от Деспоины. Они бранились и отчаянно хлестали направо и налево своими бичами. Однако это не помогало. Лошади, тащившие носилки, вынуждены были перейти на шаг и вскоре вообще остановились: цепочка косматых и скверно пахнущих верблюдов преградила им путь.
Вокруг царила неразбериха, ругались мужчины, визжали женщины. Лошадей в изукрашенных попонах хватали за поводья, заставляли пятиться, припадая на задние ноги. Носилки опасно наклонились. Хлоя то и дело вскрикивала от страха. Розамунда ругалась по-нормански.
Выглянув еще раз наружу, Розамунда была ошеломлена, увидев, что вся узкая улица запружена вооруженными людьми в остроконечных стальных шлемах. В большинстве это были викинги, но, как ни странно, некоторые выглядели как норманны! Розамунда заметила, что не только сопровождавшие ее всадники, но и нападавшие на них только делали вид, что ссорятся, хотя и размахивали мечами и орали во всю глотку.
– Сражайтесь же, трусливые собаки! Защищайтесь! – закричала рыжеволосая дочь сэра Роджера де Монтгомери. – Даже я сделала бы это лучше вас!
Внезапно занавески носилок отбросила чья-то сильная рука, и заглянувший внутрь светловолосый северянин обхватил Розамунду за талию. И как она ни отбивалась, словно попавшая в западню дикая кошка, ее вытащили из носилок через низкий дверной проем, украшенный в византийском стиле.
– На помощь! – кричала девушка, пока чья-то потная рука не заткнула ей рот.
Розамунда отчаянно кусалась, ощущая во рту соленый вкус крови. Наконец ее сильно ударили по щеке, и все поплыло у нее перед глазами…
Теряя сознание, Розамунда услышала, как кто-то ревел по-нормански:
– Хватайте эту шлюху служанку, а если она будет визжать, заколите ее!
Через несколько часов в темную комнату, где в слепой ярости пребывала Розамунда де Монтгомери, были поданы еда и питье: тушеное мясо, приправленное луком-пореем, морковью и чесноком, и кувшин вина. Все, очевидно, франкского приготовления.
Затем появилась полная желтолицая женщина в восточном одеянии. Она молча протянула Розамунде поднос, на котором покоилась изящная золотая диадема. Отблески свеч играли на нескольких жемчужинках в форме слезы и на множестве аметистов, рубинов и изумрудов.
Розамунда, изрядно проголодавшаяся, прекратив бранить тупых, как быки, прислужников, под взглядом округлившихся от страха глаз Хлои принялась набивать рот по обычаям норманнов. Мясо после хорошо приготовленных блюд дворца Бардас казалось ей жестким и безвкусным. Уничтожая тем не менее кусок за куском, графиня поглядывала по сторонам. Как она уже успела заметить, стены комнаты были каменными, ее центральная часть увешана несколькими пахнувшими плесенью коврами, очевидно очень древнего происхождения.
И как ни пыталась Розамунда осмыслить происшедшее, ей это не удавалось. Почему ее носилки оказались на улице Крылатого Быка? Чей это дом? Зачем она здесь? Ее похитили? Мурашки побежали у нее по спине при воспоминании о словах Сибиллы, говорившей о довольно частых исчезновениях хорошеньких девушек и молодых женщин.
Бесконечная путаница и сложности жизни в Константинополе приводили ее в смятение и пугали. Может быть, это похищение по какой-то непонятной причине устроила Деспоина? Ее слуги явно не оказывали должного сопротивления…