Серебряный осел
Шрифт:
Сверх того, Орландину пожаловали весьма забавной наградой. Вначале ее за заслуги произвели в преторианские центурионы, поскольку, как ни крути, а опционом она уже была. И тут же уволили, ибо в мирное время женщины в имперской гвардии не служили. В военное вообще-то – тоже, но раз положено дать чин, то дали.
Орландина взвесила на ладони золотую гвардейскую бляху. Вот не думала не гадала оказаться первой и, видать, последней женщиной-преторианцем. С такой и в Вольный Сераписский корпус
Ну оно и к лучшему. Хватит с нее подвигов. Пора остепеняться. Самое время уйти в отставку. С такими-то деньжищами. Еще и внукам хватит.
К царским благодеяниям Потифар присовокупил оформленное по всем правилам свидетельство о том, что Орландина является вдовой и имеет право свободно распоряжаться своей судьбою. Будто она и без этого такого права не имела. Но жрец таки заглянул в Зеркало Богов и «уточнил» судьбу Клеора. Поверхность отразила морскую пучину.
(А вот на вопрос о родителях Орланды и Орландины священный предмет никак не отреагировал. Уж как не бился над Зеркалом советник – без результатов. Что тут поделаешь, видимо, не судьба.)
Из всей их компании без награды остался лишь Вареникс.
Но лесной князь куда-то запропал на следующий же день после их прибытия в Александрию. Наверное, подался к себе домой, в Куявию. Хотя, конечно, мог бы и попрощаться перед расставанием. Но что с них возьмешь, с представителей Малых Народцев. Их души – настоящие потемки для людей…
Да, все бы хорошо, если бы не Стир.
Он по-прежнему был в ослиной шкуре.
Несчастный рапсод в разгар всеобщего веселья находился в глубочайшем трауре.
– Видать, я чем-то до того прогневал Аполлона, что он не захотел вернуть мне прежний облик, – убивался поэт. – Хоть и было обещано…
И прятался от позора в самом темном углу императорских конюшен.
Как раз туда сейчас и спускалась пробудившаяся ото сна Орландина.
Отчего так, почему ей захотелось увидеть бедного Стира Максимуса, она и сама не могла объяснить толком.
Так бывает. Заболит, заноет о ком-то душа, да так, что в сей же миг захочется оказаться с ним рядом, убедиться, что все в порядке.
Подойдя к стойлу, где был с особым почетом устроен серебряный осел, девушка посветила себе факелом.
Поначалу показалось, что там никого нет.
Куда же это мог подеваться их приятель? Или тоже втихомолку, как и леший, решил сбежать, чтобы больше не быть обузой сестрам в их возвращении к родным пенатам?
Не похоже это на Стира. Он обычно всех окружающих заставляет проникаться своими проблемами и улаживать их.
А что это там, в уголке? Или… кто?…
На
Кого ж это угораздило, напившись до такого состояния, прийти в конюшни и свалиться замертво в ослином стойле? И куда он подевал хозяина, бессовестный? Выжил бедную животину с законного места!
Раздосадованная девушка влетела за ограду, приготовившись излить на парня всю накопившуюся досаду.
Подскочив к спящему, она поднесла к его лицу факел.
Капля раскаленного масла сорвалась и упала на плечо юноши, заставив того громко вскрикнуть и пробудиться.
Молодой человек сел и принялся тереть руками заспанные глаза, продолжая ругаться на чем свет стоит.
А Орландина застыла, пораженная увиденным.
Изрядно похудевший от всего пережитого и, вероятно, от этого же немного изменившийся (надо признать, в лучшую сторону), перед ней сидел… Стир Максимус собственной персоной.
Точно такой, каким она его видела в тех своих чудных снах.
Юноша наконец перестал браниться и обратил на нее внимание. Широко раскрыл глаза.
– Ой, привет, Ласка! Ой! – тут же повторил он, прикрывая обеими руками срам. – А как я сюда попал?
Поэт неотрывно смотрел на Орландину.
– Да понимаешь, какое дело… – запинаясь, начала она. – Ты… заболел, долго был без памяти… А ты совсем ничего не помнишь?
– Нет, – помотал он головой. – Вот заснул в лесу, аккурат, когда из Тартесса убегал, а проснулся вот тут… А что со мной было?
Орландина возблагодарила богов или кого-то еще, кто вернул Стиру человеческий облик. Они, попутно, лишили его памяти обо всем, что с ним было.
Но потом эта мысль куда-то пропала, потому как амазонка вдруг поняла, что означает его взгляд.
Ну как она могла этого не понимать? Не понимать, что испытывает к ней этот парень, что значат его взгляды, выражение светлой тоски и ожидания на его лице…
Он ведь любит ее! Любит с того самого дня, когда они увиделись?!
На обдумывание того, что ей теперь делать, она потратила, как и положено солдату, не так много времени.
– Значит, друг, что я тебе хочу сказать. – Внешне она старалась держаться как можно более независимо, но в душе ощущала предательское волнение, еле-еле не прорывавшееся дрожью в голосе. – Ты был… болен, но теперь здоров, ну и ладно. Такие дела. Тут у моей сестры на днях свадьба намечается, и я тебя приглашаю. Заодно и выздоровление твое отметим. – Сделала паузу. – А второе… Ты не против составить мне компанию в одном путешествии?