Серебряный пояс
Шрифт:
— Я вру? Нисколько! Ты всю ночь целовал Мишу. А Миша — Власа! А Влас — тебя! — хитро прищурив глазки, смеется Мурташка, и сразу стало понятно, что хакас шутит.
От Мурташкиной проделки у всех поднялось настроение. Быстро покончив с горячим завтраком, с живостью собравшись, мужики очень скоро были в пути.
После ночного снегопада над горами растеклась тихая, спокойная погода. Чистое, голубое, безоблачное небо принимало в свои объятия яркое, но уже по-зимнему холодное солнце. Непорочная белизна пушистого снега в корне изменила образ тайги. Из вчерашней грязной и серой она превратилась в белоснежную и чистую сегодня. Ночное перевоплощение напоминало сюжет старой, доброй сказки, когда фея превращает Золушку в красавицу. И не беда, что за подобным превращением следует лютая, многоснежная зима. В каждом времени года есть своя красота и положительные эмоции.
Свежая перенова празднует бал! Подступающая зима безвозмездно подарила деревьям мохнатые, белые рукавицы, надела на кусты пушистые шапочки, застеклила тонким ледком таежный ручей. На мягком, пушистом снегу видны всевозможные следы таежных зверей и птиц. Под кедрами в поисках кедровых шишек снуют белки, мыши. Спускаясь на землю, порхают кедровки. Изредка встречаются собольи стежки. На новом покрывале любит топтаться краснобровый глухарь. Добирая последние запасы жира, подготавливаясь к зимней спячке, бродит от дерева к дереву жирный медведь.
Небольшой охотничий караван продвигается по зажатому между гор, узкому займищу смешанной тайги. Кедр, ель, пихта, береза и ольха плотно соседствуют рядом друг с другом, образуя труднопроходимый, тернистый путь. Михаил Самойлов едет впереди. Ему то и дело приходится обстукивать палочкой с тяжелых веток махровый снег, объезжать согнувшиеся в дугу тонкие березки и талинки, останавливать коня перед колодинами выискивая проезд. Вторым едет Мурташка. Спокойным взглядом осматривая сжавшиеся, белые горы, опытный следопыт негромко мурлычет себе под нос мотив народной, только ему известной мелодии. Третьим правит своего мерина Влас Бердюгин. Замыкает шествие Григорий Усольцев. Поджарые кобели Туман и Тихон бегут рядом с лошадьми на поводках. Последнее предупреждение обоснованно. Собаки ходят широко (бегают по тайге далеко и надолго). Сейчас не то время, когда можно искать любого медведя. Охотникам нужен след криволапого зверя.
Дорога идет вдоль ключа. Занесенная снегом тропа петляет по еловым займищам, упирается в скалистые щеки и прижимы, взбирается на упругие прилавки, спускаясь, вновь прижимается к таежному ручью. Осторожно ступая ногами по снегу, отдохнувшие лошади уверенно везут людей по избранному пути.
Впереди — знакомые скалы. Гришка Усольцев и Влас Бердюгин нахмурили брови. Здесь кривоногий медведь задавил Залетного. Под вековым деревом нет признаков могилки, как нет креста или затеей. Почил разбойник в царство мертвых без доброй памяти. Никто из людей не вспомнит Залетного уважительно. Как не пожелают Царствия Небесного в загробной жизни.
— Вот тут все и случилось! — сказал Гришка Усольцев.
Путники остановили лошадей, спешились. Мурташка неторопливо забил свою трубочку, стал расспрашивать, где находился труп Залетного, о следах криволапого медведя, потом внимательно осмотрел место трагедии. Расследование охотника длилось недолго.
— Зверь его тут ждал! — указал на уступ за скалой хакас, встал на место медведя, понятно изображая, как криволапый караулил свою жертву. — Потом на него прыгал! — показал прыжок. — И сразу под себя давил, за голову хватал. Залетный сразу помирал. Место для скрада хорошее. Зверь хитрый. Знал, как на человека прыгать.
— А почему он его задавил? — поинтересовался Влас.
— Вот, человек-голова! — удивленно пожал плечами Мурташка. Откуда знать? Кругом снег. Следов нет. Надо было раньше Мурташку звать. Сейчас не видно. Однако тут понятно. Зверь Залетного давил, но кушать не хотел. По тропе много людей ходит. А медведь его ждал. Других людей медведь не давил. Залетного задавил. Медведь на него злобу имел. У зверя память хорошая. Много лет будет помнить! Куда криволапый залетного кусал?
— Затылок был порван. И левая нога изгрызена, — вспомнил Гришка Усольцев.
— А у криволапого какая нога хромает? — прищурил глаза Мурташка.
— Так тоже левая, — ответил Михаил Самойлов.
— Однако зверь не зря левую ногу грыз. Наверно, Залетный давно ему ногу повредил. Криволапый не забыл. Отомстил. У нас так было. Давно дед Мурташки медведя стрелял. В переднюю лапу попадал. Медведь убегал, а потом деда караулил. Медведь на деда прыгал, тоже правую руку кусал.
Версия Мурташки, как робкий росток на проталине. Все очевидно, просто, но в то же время невероятно. Понятно, что медведь мстит человеку за принесенное зло. Подобные случаи широко известны. Но чтобы так ответно, с точностью до раненого места. Все переглянулись: врет ли Мурташка? Однако хакас был невозмутим в своих убеждениях. Подкуривая потухшую трубочку, охотник рассказал короткую байку своего народа:
— Много лет назад медведь и человек были братья. Вместе охотились, жили дружно в одной пещере. Один брат был ленивый увалень, больше спал. Другой, шустрый и проворный, много ходил по тайге, ловил рыбу, копал корни. Первый брат говорил: «Зачем много ходить? Завтра будет новая трава». Второй брат не слушал его, продолжал искать новые места. Тогда в тайге было хорошо, тепло, всегда лето. Первый брат много спал на солнышке, еду ел сырой и холодной. Второй брат сумел добыть огонь, всегда кушал жареную рыбу и мясо. Однажды наступила зима, пошел снег. Первый брат нашел себе шкуру, наелся ореха, уснул в пещере. Второй брат нашел много шкур, построил себе юрту, перенес туда огонь и все продолжал ходить. Первый брат проснулся весной, видит, к телу шкура приросла. Разозлился он, пошел ко второму брату, стал говорить: «Почему у меня есть шкура, а у тебя нет?». Второй брат засмеялся, ответил: «Потому что ты ленивый, много спишь, ешь сырое, у тебя нет своего дома». Рассердился первый брат, зарычал, ушел в тайгу в свою пещеру. А второй брат остался жить в чуме, на берегу реки. С тех пор братья враги. Один бродит по тайге, рычит, у него выросли когти и клыки. Он стал медведем. А второй брат сделал себе одежду, завел собаку, коня, смастерил лук и стрелы, стал человеком.
Закончив примитивную, старую сказку, Мурташка многозначительно посмотрел на своих спутников. В его взгляде светилась неподдельная чистота детской, простой, честной, открытой, в то же время наивной души, глубина и доброта горячего сердца. Лицо Мурташки светилось торжеством: «Теперь вы знаете, откуда появились люди и медведи? Нет, не знаете. А я знаю!». И была в его образе некая святость триумфального отношения к себе подобному, в которой нет лжи, фальши, корысти, зависти, обиды. Как не было тени намека на злопамятность. Обидеть Мурташку это все равно, что плюнуть в собственное сердце. Ответить вниманием, теплом и заботой — обрести настоящего друга.
— Откуда же ты знаешь такую байку? — без тени намека на насмешку спросил Влас Бердюгин.
— Это не байка. Это правда. Мне эту правду бабка говорила. А ей другая бабка говорила. А той бабке еще та бабка, — запутавшись в линии своих корней, махнул рукой Мурташка. — Так потом всегда стало. Один брат в шкуре ходит. Другой на коне ездит.
— А как же охота на медведя? Вы же убиваете зверя. Значит, убиваете своего брата?!
— Люди друг друга тоже убивают, — потемнел лицом хакас.