Серебряный пояс
Шрифт:
— С Богом в путь шествовать!
Тронулся караван. Впереди всех, взбивая клубы снежной пыли, обгоняя друг друга, побежали собаки. И то дело, как-то тропу мнут! За ними пошли молодые парни с лопатами. Между ними девчата с шутками да прибаутками: молодость не знает горя! За молодежью зашагали лошади с детьми. Рядом мужики идут, за ребятишками приглядывают, чтобы не упали. Бабка Петричиха за повод спарку лошадей с носилками ведет, не доверяет никому больного. Следом еще две кобылы с детьми на спинах, корова на веревке. Сзади скотину бабы подгоняют. Еще женщины с узелками за спинами и мужики согнулись под тяжелыми котомками. Последними, замыкая шествие, пошли Григорий Панов и дед Павел Казанцев. На повороте у густого пихтача последние остановились. Будто прощаясь с прииском, оба посмотрели назад, вздохнули тяжело, сбрасывая с себя груз бремени, шагнули в пихтач.
Сразу за поляной дорога пошла круто в гору. Кованые лошади, несмотря на сыпучий, неслежавшийся снег, идут хорошо. Им не привыкать к кочевой жизни. Невелик груз для вьючного животного — дети на спинах. Каждой из них приходилось таскать тяжелые сани, телеги, котомки до центнера весом. Однако любая сейчас понимает, что души ребятишек — большая ценность! Поэтому каждая из них идет осторожно, ступает мягко, плавно, без рывков, будто танцует. Бабка Петричиха то и дело поворачивает голову назад:
— Как, Михайло? Не трясет?
— Нет, — довольно отвечает медвежатник, и процессия следует дальше.
С коровой сложнее. На ее копытах нет подков. Буренка то и дело скользит, падает, катится назад, и это сильно тормозит народ. Мужики помогают скотине подняться, толкают ее в гору со всех сторон, придерживают. Но бедное животное, будто нарочито, упрямится, мычит, крутит головой. Мужики негодуют:
— Ух, упрямая какая! Прирезать ее, и дело с концом!
— Времени нет! — кричит сзади Григорий. — Пока свежевать будем, ночь грянет!
— Ну, дык, бросить ее тутака…
— Не брошу, сама с ней останусь! — запричитала Варвара.
— Вот и оставайся с ней тут зимовать! — сердится дед Павел Казанцев.
— А вы ей шкуру медвежью покажите! — подал голос Михаил Самойлов.
Мужики поняли намек, позвали Тишку Косолапова. Тихон шел в конце каравана, нес за плечами шкуру убитой медведицы. Филя Сухарев накинул на себя шкуру, заревел зверем. Услышав грозный рык, буренка от страха выкатила глаза, подняла рогатую голову, хвост трубой — и бегом по тропе в гору! Лешка Воеводин едва успел отхватить ножом веревку. Утопая по грудь в снегу, животина обогнала всех идущих и, разгоняя по сторонам собак, лихим аллюром поспешила на перевал.
Мужики смеются. Хозяйка коровы плачет:
— Загоните скотину, она стельная!
— От кого стельная? — продолжают смеяться мужики. — От Святого Духа? За лето на прииске ни одного быка не было.
— Все одно стельная, я у нее бока прощупывала! — не унимается Варвара.
Старатели усмехаются. Хозяйку не переубедишь, пусть свое талдычит, лишь бы быстрее на перевал выйти.
Поднимается караван в гору медленно, но уверенно. Прокопанная тропа мечется по густому пихтачу, петляет вдоль полян, вершит крутые прилавки. С неба падает густой снег. Задним не видно идущих впереди. Короткие команды передаются по цепочке. Причины недолгих остановок обоснованны: где постромки развязались на упряжи, или мать детей плотнее в одежду кутает. От коней пар валит, разогрелись на подъеме. Люди тяжело дышат, жарко от крутого перевала. Впереди корова мычит, хозяйку ищет.
— Варвара! — шутят старатели. — Торопись, буренка телиться собралась.
Хозяйка коровы сурово хмурит брови: посмотрим, кто зимой молока просить будет.
Вот уже половину горы вышли, но не видно вершины хребта, рясный снег глаза застит. Чем выше к вершине, тем гуще, чаще снежинки. На пробитой тропе, впереди идущим толщина покрова до колена поднялась. Задним легче, по натоптанному идут. Однако шествие от этого не быстрее. Клава Позднякова отстает. Тяжело женщине на девятом месяце беременности. Женщина часто останавливается, тяжело дышит, охает, держится за живот, как бы преждевременные роды не начались.
— Садись, Клава, на коня! Что мучаться? Караван быстрее пойдет, да и тебе помочь! — нервничают мужики.
— Сама дойду! — отказывается та.
Несколько помощниц поддерживают Клавдию под локти, но это плохо получается. Тропа узкая, рядом втроем не пройти. Приходится будущей матери как-то двигаться одной.
— Ох, не дойдет Клава, однако, до Кузьмовки, — негромко переговариваются между собой бабы. — Как по дороге приспичит рожать, что делать будем?
День быстро тает светом. Густые тучи перекатываются по увалам хребта. Где-то вверху слышно, как шумит ветер: перевал недалеко. Вероятно, молодежь уже на вершине хребта. Замыкающие еще тянутся на середине горы.
— Кто первый на гору выйдет, на хребте не задерживайтесь, сразу вниз! — командует по цепочке Григорий Панов. — Как бы девок до ребятишек не застудить на ветру.
Команда старшего уходит вперед. Очень скоро назад до ушей долетает едва слышный крик:
— Вышли! Начали копать тропу дальше, вниз!
— Слава те, Господи! — крестятся бабы. — Хучь бы к ночи в пойму Козы спуститься…
Все понимают, что ночевать сегодня придется у костра. Однако никто не сетует: лишь бы уйти из долины Сисима!
Клаве Поздняковой совсем плохо. Медленно переступая ногами, женщина едва продвигается вперед. Напряжение сказалось на причинах срока.
— Ой, бабоньки, одначесь, подпирает, дитя на свет просится! — кусая посиневшие губы, стонет Клава и садится тут же, в снег.
Женщины хватают ее под руки. Мужики рядом, с округлившимися глазами заломили на затылки шапки:
— Вот те на! Еще одна оказия! Что делать-то?
Всеобщую растерянность прогнала Анна Панова. Понимая, что надо торопиться, она спокойно дала указание всем, кто находился рядом:
— Что рты раскрыли? Вон, под кедром место готовьте, снег разгребайте, лапок пихтовых накидайте, а поверх шкуру медвежью! Костер большой запалите! Одежку давайте, какая у кого есть, тряпок разных! Воду кипятите в котле да бабку Петричиху кликните!
Что кому делать — учить не надо. Муж роженицы, Федор Поздняков, и его товарищ Василий Веретенников лопатами до земли раскидали снег. Другие, торопливо размахивая топорами, рубили лапник, сухостой на костер. Прошло несколько минут. Общими усилиями были выполнены наказы Анны. Клаву посадили на шкуру, ногами к костру. Женщины сгрудились над роженицей, мужиков прогнали дальше, в сторону: