Серебряный шрам
Шрифт:
– Больше вы ничего не заметили?
Мария Васильевна смотрела на меня с ужасом. Она приоткрыла рот и едва слышно ответила:
– У него рука была в крови… Он оттирал ее на ходу платком.
– И вы даже не попытались вызвать милицию? Вам было наплевать на то, что он сделал в номере Алексеева? Невероятно!
– Я боялась. Он бы убил меня… Простите, ради бога! Меня будут судить за это?
– Когда картавый освободил четыреста двадцать второй?
– Не заметила. Может быть, как-то незаметно проскочил, когда я стучалась к Алексееву?
Я покачал головой и сказал укоряющим тоном:
– Вот видите, Мария Васильевна, к чему приводит жадность? Погнались за долларами и чуть было не угодили под смертный приговор.
– Господи, старая дура! Если бы я знала, чем дело кончится.
– Мы все мудры задним умом… Ладно, – я повернулся к двери. – Надеюсь, суд учтет ваше искреннее раскаяние.
– И что же теперь делать?
– Если не ошибаюсь, в четыре часа вы должны прийти на дежурство?
– Да.
– Вот как придете, так все, что вы мне сейчас рассказали, повторите при свидетелях и под протокол.
– Хорошо, – она судорожно сглотнула. – Я повторю.
Глава 11
Я вернулся в гостиницу и, увидев мою девушку под пальмой живой и невредимой, вздохнул с облегчением.
– Все в порядке? – спросила Валери. – Я уже начала волноваться.
– Не то слово. Выражаясь твоей терминологией, я вовсю насаждаю свое правосудие.
– Что тебе рассказала тетка?
– Она призналась, что дала ключи от четыреста двадцать второго номера седоватому человеку, который плохо проговаривал букву «р». Он же просил ее заварить чай для Алексеева… О чем тут народ говорит?
– Все обсуждают полет американца.
– Я не могу поверить, что это несчастный случай. Слишком невероятное совпадение. Ему наверняка помогли выпасть с балкона.
– Ты думаешь, кто-нибудь в это поверит?
– Когда у нас будут доказательства – поверят… До четырех часов мы свободны. Надо заняться добыванием еды.
– Какая проза! Я думала, что ты предложишь мне заняться любовью.
Нельзя сказать, чтобы я воспринял слова Валери с неописуемым восторгом. В желудке у меня было пусто, а со стороны парка тянуло такими головокружительными запахами шашлыков и плова, что я изошел слюной.
– Может быть, мы быстренько перекусим, а потом вернемся домой и свершим все задуманное?
Валери стала кукситься, как маленькая девочка. Она надула губки, нахмурилась и сказала:
– Ты противный обжора. И не подходи ко мне больше!
После таких слов я, разумеется, в одночасье забыл про еду, обнял свое сокровище за плечики, и мы пошли к лифту.
– Я проверяла твою реакцию, – сказала Валери, когда мы поднимались в кабине лифта. – И еще раз убедилась, что любовь мужчины напрямую связана с насыщением его утробы. А я-то мечтала о возвышенной и бескорыстной любви… На, жуй!
С этими словами она извлекла из сумочки два огромных гамбургера и, словно кляп, затолкала один из них мне в рот. Я пытался произнести слова глубочайшей признательности, но получилось нечленораздельное мычание, и, махнув рукой, я с огромным удовольствием принялся насыщать свою утробу, разжигая тем самым свою любовную страсть. Когда двери лифта разъехались в стороны, один гамбургер был уже уничтожен, а моя рубашка не без стараний Валери расстегнута наполовину.
Не отрываясь друг от друга, мы шумно зашли в наш номер, где по-прежнему царил хаос, с которым мы даже не пытались бороться, и рухнули на скомканную постель. Валери стаскивала с меня рубаху, в то время как я давился вторым гамбургером. Со стороны мы выглядели, наверное, очень сексуально. Но едва Валери взялась за мой брючной ремень, как задребезжал телефон.
Валери чертыхнулась и сказала:
– Вот так всегда! Что там еще хотят нам сообщить?
Не вставая с постели, она протянула руку к трубке, прижала ее к щеке и протяжно сказала:
– Аллеу! – И после паузы: – Алло, вас не слышно! Говорите же!
Мне показалось, что я подлетел до самого потолка.
– Не слышно?! – Я вырвал у нее трубку. – Говорите!
Сомнений никаких не было. Мы не слышали абонента. Надевая рубашку и туфли на ходу, я выскочил в коридор. Валери что-то кричала мне вдогон, но я не обращал на ее слова никакого внимания. Главное было – успеть.
У лифта я едва не сбил с ног какую-то женщину, и теперь, вдобавок ко всему, мне в спину неслись проклятия и ругательства. На лестнице я, как школьник, перепрыгивал через перила, сокращая свой путь, ступени неслись мне под ноги со страшной скоростью, перед глазами кружились пролеты и окна. Я бежал очень быстро, насколько это вообще было возможно, и все же мне показалось, что прошло очень много времени.
– Ну вот, конечно! – пробормотал я, вбегая на четвертый этаж и видя пустующий стол дежурной.
Коридор был перед моими глазами, и я перешел на шаг. Чем ближе я подходил к четыреста двадцать второму номеру, тем тише я старался идти. Перед самой дверью я остановился и приготовился бить в челюсть первого, кого здесь увижу. Главное – ввязаться в драку, мысленно повторил я слова великого полководца, а там посмотрим!
Я стукнул кулаком по двери. Неожиданно она распахнулась. Я вошел.
Комната была пуста. Я заглянул в душевую, на балкон, затем встал у телефона и прикоснулся к трубке. Она еще хранила тепло человека, который только что звонил нам. Кто это был? Картавый? Или странный и неуловимый адвокат Рамазанов?
Я вложил на место микрофонную мембрану и закрутил крышку. Фокус не удался, подумал я. Незнакомец наверняка догадался, что он просчитан, и звонить с этого аппарата больше не будет. Вероятнее всего, он не вернется больше в этот номер.
Рыбка уплыла. Я не мог простить себе этого, хотя и не понимал, что можно было придумать еще. Я поднимался наверх, как приговоренный идет на плаху. По моей физиономии Валери поняла все.
– Ты думаешь, что звонили оттуда, снизу?
– Я уверен в этом.