Серебряный шрам

Дышев Андрей Михайлович

– В вашем же сидении напротив я никакого смысла не вижу.

– Но это не значит, что его нет. Я же говорил вам о терпении и мудрости.

– Похоже, вы собираетесь предложить мне сотрудничество?

– Именно так.

– А если я откажусь?

– Тогда мне будет очень трудно вызволить вас из лап милиции.

– Иначе говоря, вы еще раз подставите меня?

Адвокат отрицательно покачал головой:

– Даю вам слово, что ничего плохого в отношении вас предпринимать не буду.

– Ваше слово мало что для меня значит. Но, надо полагать, я свободен?

– Безусловно.

– И

могу уйти?

– Вне всякого сомнения.

– В таком случае позвольте откланяться.

Адвокат пожал плечами. Я встал и направился к двери.

– Кирилл! – сказала Валери. – Не делай глупостей.

Я обернулся. Она стояла в нескольких шагах от меня. Кажется, в ее глазах блестели слезы. Для талантливой артистки не составляет большого труда в нужный момент выдавить из глаз несколько капелек соленой водички.

– Чао, девочка! Мне трудно с тобой разговаривать. Я не вижу тебя.

В полной уверенности, что мне не дадут отсюда уйти, я вышел в коридор, оттуда – на веранду. На ступеньках крыльца сидел здоровенный детина в камуфляжном костюме, перепоясанном портупеей. Он глянул на меня, пододвинулся. Вот он в меня выстрелит, подумал я.

Стараясь не поворачиваться к охраннику спиной, я постоял перед крыльцом, посмотрел по сторонам. Невдалеке, под низкими ветвями дерева, сидел картавый. Малиновый огонек его сигареты плясал на уровне лица.

Я резко повернулся и пошел к картавому. Стрелять в меня без риска ухлопать картавого в такой темноте невозможно, но, похоже, охранник и не пытался этого делать. Я остановился в двух шагах от малинового огонька.

– Слушай меня, картавый. Если я останусь жив, то сделаю все возможное, чтобы упрятать тебя за решетку.

– И тебе это надо? – безразличным голосом спросил он. – Ты что – мент?

– Нет, я не мент. А вот ты – дерьмо и по закону целесообразности должен сидеть в дерьме.

– Вот я сейчас достану пушку, и ты узнаешь, кто из нас дерьмо.

– Не достанешь. Потому что я нужен твоему хозяину, а его ты боишься. И тебе остается только тявкать, как шавка.

– Послушай, уведи его куда-нибудь, – слезливым голосом сказал картавый кому-то.

Я обернулся. За моей спиной стояла Валери.

Глава 17

– Идем, – сказала она и взяла меня за руку.

– Куда?

– Уж если ты собрался уходить, то это лучше делать утром.

Она вела меня за руку, как поводырь слепого. Я мысленно говорил себе, что вовсе не подчиняюсь ее воле, что мне просто интересно, что она еще соврет, и… врал самому себе. Мы прошли по внутреннему дворику по дорожке, выложенной из разноцветных кафельных плиток, и за ромбовидной цветочной клумбой свернули к деревянному домику с высокой пирамидальной крышей. Валери открыла тяжелую дверь и легко подтолкнула меня в спину.

Теплый пар и запах березовых листьев окутали меня на пороге. Сауна, обязательный атрибут жизни всех злодеев. И, конечно, с девочками. Роль девочки, насколько я понимал, должна была исполнить Валери.

– А вода мне

в дырку не зальется? – спросил я, расстегивая рубашку.

– В какую дырку? – не поняла Валери, запирая дверь изнутри.

Я показал пальцем на темечко.

– Я этого картавого, – сказала она, сжав кулачки, – собственными руками придушила бы… Сядь, я посмотрю, что там у тебя.

– Хватит смертей, Валери, хватит. Не насытилась еще?

Валери долго смотрела мне в глаза, присела на скамейку рядом.

– Послушай, Кирилл! Мне сейчас не хочется ничего тебе объяснять и тем более оправдываться перед тобой. Мои слова сейчас для тебя – ничто. Скорее каждое слово ты будешь воспринимать с точностью до наоборот. Может быть, я в этом виновата. Но рассказать тебе все тогда, у тебя дома, я не могла. Я научилась разбираться в людях и, кажется, неплохо изучила тебя. Ты ни под каким видом не захотел бы участвовать в этой затее. Условности, придуманная тобой мораль, твоя несчастная гипертрофированная совесть не позволили бы тебе стать моим союзником. И я бы с легкостью рассталась с тобой, как уже пыталась сделать однажды в бархатный сезон, и нашла бы союзника, которому пришлись бы по душе и моя взбалмошность, и тяга к приключениям…

– И преступлениям, – добавил я.

– Я прошу тебя, не перебивай. – Она не сводила с меня своих прекрасных глаз, и я откровенно любовался ими, как шедевром природы. – Выслушай меня до конца, и, если ты захочешь, я больше не скажу тебе ни единого слова… Я забыла бы тебя в одно мгновение, даже вместе с твоей тайной, которая может сделать тебя и посвященных в нее людей страшно богатыми…

– О чем ты говоришь? – не понял я. – Какая тайна?

– Ну я же просила! – взмолилась она и положила мне на губы свою ладонь. – У меня есть деньги, мне хватит своего состояния на вполне приличную жизнь. И я бы наверняка спокойно сходила с ума где-нибудь далеко-далеко от тебя, если бы… если бы не полюбила тебя.

Говорить я уже не мог, лишь хмыкнул носом.

– Ну что тебе еще такое закрыть, чтоб ты вообще не издавал никаких звуков и слушал молча! – крикнула Валери.

Я убрал ее ладонь со своих губ.

– Можно меня пристрелить. Тогда я точно не стану издавать звуки.

– Господи! – прошептала она и закатила глазки вверх. – За что?

– За то, что ты от лукавого, девочка.

Она вдруг вскочила, сорвала с крючка полотенце и стала им лупить меня по лицу.

– От лукавого? Дурак, придурок, сталинист, коммунист!

– Это что, – спросил я, тщательно закрываясь руками от хлестких ударов, – это теперь тоже ругательные слова?

– Ты, сильный, умный, благородный мужчина, который не умеет по-настоящему ценить себя, зачем-то втемяшил себе в голову бред о правосудии и законности и сам сплел вокруг себя клетку, навесил замок, сдавил руки и ноги колодками и чему-то радуешься! Нет никаких правых судей, все это химера! Любая власть творит законы под себя и требует их соблюдения на правах сильной стороны. А если сегодня ты сильнее, хитрее и ловче? Тогда сотвори свои законы и действуй по ним!