Серебряный шрам
Шрифт:
– Где-то там, – махнул он в сторону шоссе. – И завывала точно так, как и наша побитая «Тойота».
– Мало ли какие машины могут проехать, – сказал я и искоса глянул на адвоката. Его так и подмывало что-то сказать. – Кажется, вы не прочь поспорить? – помог я ему.
– Что вы, вам показалось! – тотчас отпарировал он. – Спорить по поводу такой явной глупости – самое неблагодарное занятие.
– Какой глупости? – не поняла Валери.
– В стране, где бушуют междоусобные войны, нормальные люди по ночам на автомобилях не ездят.
– А ненормальные?
– А вот они как раз этим и занимаются… Милая моя! Наше сказочное освобождение из плена, наша замечательная прогулка на авто, как выразился Кирилл, и всякие ночные шебуршания на шоссе, которые вы не слышали, – все это звенья одной цепочки. И очень скоро мы доберемся до истины. – Он выразительно посмотрел на меня. – Доберемся, чего бы нам это ни стоило.
Горбатого могила исправит, подумал я. И все же, и все же… Если методично, целеустремленно, час за часом внушать человеку пусть даже абсурдную мысль, то в конце концов он не то чтобы поверит в нее, но станет принимать во внимание некоторые аргументы в пользу этой мысли. Действительно, признавался я, наше чудесное освобождение в самом деле невероятно, а поверить в тот бред, который нес я на допросе, мог только слабоумный, но ведь длинноволосый поверил! Поверил, черт его подери! Или же сделал вид, что поверил?
Пока мы сворачивали палатку и упаковывали в рюкзаки раскиданные по камням вещи, я все думал об этом. Как бы плохо я ни относился к адвокату, но в его словах есть резон. Слишком гладко все было, а именно это и подозрительно.
Я стал детально вспоминать наш разговор. Его первый вопрос: кто я? Он имел в виду имя и фамилию, но я ответил: там все написано. И длинноволосый удовлетворился этим ответом, хотя ни имени, ни фамилии в удостоверении не было. Создается впечатление, что мои Ф.И.О. его либо вообще не интересовали, либо он уже знал их. Но была там еще одна деталь, на которую я лишь подсознательно обратил внимание, а потом тут же забыл. Пачка «Кэмела»!
Я почувствовал, как у меня похолодела спина, и я поспешил себя успокоить. Совпадение! Сколько на свете людей, которые курят «Кэмел»!
Мы шли вверх по ручью, Черная Щель сужалась, горы все теснее прижимались к берегам, становились все более отвесными. У меня началась мания преследования, и я, тайком от адвоката, оглядывался назад. По моим расчетам, до места оставалось идти не больше трех часов. Это были последние часы, в течение которых я мог еще чувствовать себя в относительной безопасности. Никто, кроме меня, не знал, где спрятаны мешки. Но после того, как я вытащу их из тайника, моя жизнь будет стоить не больше речной гальки.
Адвокат шел впереди нас, Валери с автоматом – рядом со мной. Несмотря на шквал ужасных обвинений в мой адрес, она доверяла мне больше, чем ему. Во всяком случае, она демонстрировала это доверие. Пока она рядом, я без особых проблем смогу завладеть оружием.
Сейчас главное – не торопиться, думал я. Перед тем как влезать в трещину, надо будет еще поторговаться, навязать свои условия. Во-первых, автомат должен быть всегда при мне. Во-вторых, спать мы с Валери будем на свежем воздухе – прямо на рюкзаках с кокаином, а Рамазанов – внутри палатки, закрытой наглухо.
Ручей мелел, береговая полоса становилась ?же, и вскоре нам пришлось идти по мелководью. Адвокат остановился на минуту, обернулся:
– Как долго еще?
– К вечеру, быть может, добредем, – солгал я.
– Вы не ошибаетесь? Узнаете местность?
Я пожал плечами:
– Вроде она. А вроде и нет.
– Хорош проводник! – буркнул адвокат и пошел дальше.
– Ты в самом деле не уверен? – тихо спросила меня Валери.
– Десять лет прошло, – ответил я уклончиво и тут же увидел ровный срез на верхушке пирамидальной горы, похожей на вулкан. На эту площадку приземлялись наши «вертушки», оттуда же мы эвакуировали раненых и убитых. Мы были уже близко к цели.
Сердце мое стало колотиться с удвоенной силой, и я уже не мог скрывать волнение, охватившее меня. Нахлынули воспоминания, и перед глазами снова встал тот страшный бой.
– Что с тобой? – спросила Валери. – Тебе плохо?
Должно быть, я выглядел неважно, раз она заметила. Пришлось подыграть своему виду:
– Башка трещит, аж раскалывается.
– У меня где-то был анальгин.
– Не надо, я не употребляю таблеток. Сама пройдет.
– А чего ты тогда крутишь ею во все стороны?
– Местность какая-то странная. Такое ощущение, что отовсюду за нами наблюдают.
Мне в самом деле стало не по себе. Души погибших здесь русских парней встрепенулись при моем появлении и закрутили вокруг меня хоровод. Я брел вперед, как в наркотическом угаре. Стены все теснее прижимались к ручью. Каждый наш шаг эхом перекатывался по ущелью. Над головой осталась лишь узкая синяя полоска неба. Сумеречные тени затягивали нас в свои объятия.
Валери сняла с плеча автомат и понесла его в руке. Время от времени она кидала на меня тревожные взгляды. Не знаю, что она увидела, но мое волнение передалось и ей. Адвокат стал часто оглядываться. Он не испытывал восторга от того, что Валери шла за ним с заряженным автоматом в руке, но сказать об этом считал, должно быть, унижением собственного достоинства.
Мы перешли через овальную гору щебня и песка – застывшее тело оползня. Здесь находились основные силы роты, которые били по голове каравана, сюда же отволокли меня, когда я потерял сознание.
Я вспоминал каждый изгиб ручья, каждый скальный выступ. У меня уже не было сил притворяться, и Валери поняла, что мы близки к цели. Пот градом катился по моему лицу, я хрипло дышал, словно мы поднимались в гору. Я не ожидал, что возвращение к месту боя так сильно подействует на меня. Чувство опасности притупилось, и прошлое тяжелой, разрушающей, ревуще-стонущей громадой нахлынуло на меня. Откуда-то сверху бил крупнокалиберный пулемет, удушливо чадили подбитые боевые машины пехоты, стонали раненые парни, которым оставалось всего несколько дней до дембеля… Мы зашли за очередной скальный выступ, и я, шокированный открывшимся зрелищем, опустился на камень.
– Подожди, – сказал я, – не гони лошадей. Давай отдышимся.
Адвокат издал какой-то восторженный звук и поднял обе руки вверх.
– Кажется, мы пришли?
В ручье, на мелководье, лежали две огромные ржавые консервные банки. Они зияли черными дырами, казались бесформенными, никогда не имевшими практического значения. Дилетант мог долго гадать, чем раньше были эти металлические громады. Но я сразу узнал наши многострадальные боевые машины, подбитые в первые минуты боя. Одна из них, которая наехала на фугас, лежала кверху днищем. Когда-то на ней были резиновые катки и гусеницы – за десять лет, а точнее, максимум за месяц, местные жители, как могильные черви, проделали свою работу. Теперь от боевой машины осталась лишь пустая оболочка – без крышек люков, без внутренней электропроводки, без замков, стальных перегородок, без триплексов, без всего того, что можно было снять. Так, непохороненные – непереплавленные – они лежали в ручье все эти десять лет.