Серебряный ублюдок
Шрифт:
— Тогда не делай этого.
— Не делать чего?
— Всё, что угодно, — говорит она. — Давай предположим, что твоя мама серьёзно настроена и на самом деле хочет бросить его. Ты можешь найти ей другую квартиру или даже место. Забота о ком-то и жизнь с ним — две разные вещи. Я даже помогу тебе — женщины постоянно бросают мужчин, и есть приюты и всё такое прочее. Ты не обязана делать всё одна.
— Нет, я хочу, чтобы она была рядом, — настаиваю я, и это не ложь. — Она дерьмовая мама, но она всё ещё моя, и я люблю её.
— Хорошо, значит, тебе нужно избавиться
— Мне всё-таки нужно извиниться перед ним.
— Да, хотя он и был придурком, так что не стоит слишком сильно упражняться в самобичевании. Просто скажи ему, что ты сожалеешь и уйди. Кратко и сладко.
— Точно. Мне так и нужно сделать.
— Теперь о твоей маме. Ты говоришь, что ей нужно две штуки?
— Она так мне сказала.
— Господи, сколько в ней дерьма. Она может пойти в приют для женщин, спрятаться на неделю или две, а затем купить билет на автобус до Каллапа. Это же логично.
— На это все также нужны деньги, — говорю я ей. — И я не уверена, что она пойдет в приют. Она упрямая.
Даниэль вздыхает.
— Если она не пойдет в приют, то, на самом деле, она и не хочет покидать его, и две штуки ничего не изменят. Тебе нужно много денег, чтобы привезти её сюда, но именно она должна сделать первый шаг. Ты не сможешь сделать это за неё.
Я медленно киваю, потому что она абсолютно права.
— С тобой всё будет хорошо, Бекка, — говорит Даниэль, наклонившись вперёд, чтобы обнять меня за плечи.
Её глаза встречаются с моими, полные любви и поддержки. Боже, мне повезло, что у меня есть такой друг.
— Мы все тебя любим. Это дерьмо с Паком утрясется — он найдёт кого-то ещё, и всё это порастет былью. Не волнуйся, хорошо?
Я снова киваю, отказываясь признать крошечный приступ боли, который испытываю. Просто ещё один признак того, как я облажалась, потому что мысль о Паке с другой женщиной совсем не помогает мне в улучшении настроения.
Никак.
Во всяком случае, я чувствую, будто отравилась чем-то.
Надеюсь, вся причина только в Fireboll.
***
Мой день становится лучше после визита к Даниэль.
Обычно я не покупаюсь на всю эту дребедень, типа выговорись-и-тебе-полегчает, но на этот раз мне действительно помогло. Моя лучшая подруга настолько полна здравого смысла и нужных слов, что к тому времени, как мы накрасили ногти, я снова чувствую себя почти человеком, потому что она права.
Я никому и ничего не должна.
Мама уже давно закопала себя — никто не ждал, что я побегу спасать или освобождать ее. Что бы я ни выбрала, это должен быть только мой выбор.
Отвергнуть Пака также мое решение. Если я не могу справиться с отношениями, то не бывать и никаким отношениям, но это не означает, что кто-то запретил мне оставаться свободной. Но я определенно должна извиниться перед ним. Разговор с ним будет тяжелым? Абсолютно. Но я переживу, бывало и хуже.
В конце концов, ситуацию с мамой тяжело
Что, если я не отправлю ей деньги, и он действительно убьёт её? Но откуда я возьму столько денег, даже если захочу их послать? Вы видели, чтобы две штуки баксов просто так падали с неба?
Эта мысль преследует меня все время, пока я еду домой вместе со своей чистой одеждой. Я снова захожу к Паку, ожидая, что он будет там, и надеясь покончить с нашей проблемой. Иногда нужно просто сорвать пластырь, понимаете? Естественно, его нет дома. Вместо того, чтобы позволить себе тухнуть и волноваться, я решаю следовать своему первоначальному плану на день и иду собирать чернику.
Три часа спустя у меня полные карманы маленьких темно синих ягодок, чего вполне должно хватить на пирог для Эрла. Если повезёт, мне хватит на дополнительную порцию кексов. Такие простые, но приятные вещи заставляют чувствовать себя лучше, и я понимаю, что стою под душем и напеваю под музыку. Ну и что, что я должна извиниться перед устрашающим байкером, и мою маму могут убить в любую минуту?
На ужин у меня черничные кексы.
Но в девять вечера, вся радость от кексов и черничного пирога растаяла, словно весенний лед. Потому что идиоты (и идиотки) из академии Нортвудса притащили свои задницы в «Лось», а именно в мою секцию. Насколько я могу судить, эта школа просто одна большая фабрика по производству засранцев.
— Я думала, их не выпускают за пределы кампуса, — шепчу я Даниэль, хлопнув подносом по барной стойке рядом с ней.
Сегодня вечером у нее нет смены, но она пришла, чтобы оказать мне моральную поддержку. Наверное, она планирует еще больше поддержать Блейка во время перерыва, счастливчик.
— Какого хрена они опять здесь делают?
— Чёрт, если бы я знала, — отвечает она, пожимая плечами. — Берегись той блондинки с бриллиантами. Я надорвала задницу, выполняя все их грёбаные хотелки вчера вечером. Один из парней оставил чертовски хорошие чаевые — пятьдесят баксов. Она же поменяла их на десятки и прикарманила разницу себе.
Я поднимаю брови в недоумении. Блондинка-сука выглядит так, будто ей около восемнадцати лет, а одежда, которую она носит, вероятно, стоит больше, чем моя машина.
— Думаешь, ей нужны деньги? — спрашиваю я, заинтриговано.
— Мне наплевать, я заработала эти чаевые. Если у тебя появится шанс, плюнь в её выпивку, ладно?
Смеясь, я жму плечами на её предложение. Я не могу позволить себе потерять еще одну работу. Это, конечно, не означает, что я не могу плюнуть в выпивку этой стервы. Да я бы плюнула, при первой подвернувшейся возможности. Никто не издевается над моими друзьями. Но я просто не хочу рисковать, думая, что кто-нибудь может подслушать, как я соглашаюсь на предложение подруги. Хорошо, что Даниэль предупредила меня о чаевых — нужно присматривать за этой блондиночкой.