Серебряный век фантастики (сборник)

Стругацкие Аркадий и Борис

Обременённый покупками, вышел Анаконда из универмага. Вскоре, сидя за столиком, он с удовольствием ел бутерброд с копчёной колбасой, запивая его кофе. Вдруг кто-то пропитым, но громким голосом произнёс над самым его ухом:

Живи, дитя природы, Будь весел и здоров, И кушан бутерброды На грани двух миров.

Юрий вздрогнул и поднял глаза. Перед ним стоял молодой человек с припухлым лицом. В руке он держал сеточку, набитую пустой винной посудой.

– Зазнался, Юрка, не узнаёшь школьного товарища! – воскликнул незнакомец

и снова перешёл на стихи:

Я верховный сдаватель бутылок И несбывшийся юный поэт. Положи мне ладонь на затылок И почувствуй горячий привет!

Ладонь на затылок ему Анаконда класть не стал. Он распознал в молодом человеке своего одноклассника Толика Древесного. Толик, будучи в школе, слыл начинающим поэтом. Он непрерывно помещал свои стихи в стенгазете, участвовал в поэтических турнирах и вернисажах; на него возлагали большие надежды. После выпускного вечера Анаконда не встречал его ни лично, ни на страницах печати. Теперь Древесный выпрыгнул из небытия в самом неожиданном виде и в самый неподходящий момент.

– Приветствую тебя. Толя! – сказал Юрий, сделав заинтересованное лицо. – Как дела? Где трудишься?

Древесный громогласно ответил стихами:

В управлении винтреста Я работал день за днём, Но отчислен я от места, И душа горит огнём.

Из-за соседних столиков на них начали поглядывать. «Не вляпаться бы в историю, – обеспокоился Юрий. – Заметут в милицию, а там обнаружат шар».

– Сейчас мы зайдём в гастроном, а оттуда ко мне. Я тебя познакомлю с Тусей, – заявил Древесный и опять перешёл на стихи:

Небесный ангел симпатичный Имелся в небе голубом, Имел оценку на «отлично» В моральном смысле и любом. Он стал объектом материальным, Женой мне стал. О, счастлив я...

– Идём скорее! – сказал Анаконда, поспешно беря сумку с Константином и свёртки с покупками. Древесный пошагал за ним.

Шар не бездействует

На другой день Анаконда проснулся с каменной головой. Мутило. На полу валялись помятые, рваные пакеты с покупками. Шар висел в воздухе в трёх шагах от кровати. Юрий повернулся на другой бок, попробовал снова уснуть, но такая тоска напала, что сон не шёл. Жизнь стала казаться нелепой и напрасной. Юрий вспомнил, что до сих пор не выполнил редакционного задания. Он чувствовал полное отсутствие творческих сил. Потом припомнилась дурацкая вчерашняя пьянка и как его выгнал этот трепач Древесный. А в каменной голове стучали пневматические молотки, визжали дисковые пилы, грохотали ящики с пустой винной посудой.

– Хорошо бы уснуть и не проснуться, – с тоской подумал Анаконда. – Чтоб не было ни головной боли, ни шара, ни даже меня лично... И зачем я польстился на эти деньги!..

Комната осветилась на миг розоватым светом. Константин приблизился к Анаконде, застыл сантиметрах в восьмидесяти от его лица. На шаре образовался небольшой нарост. Нарост протянулся в сторону Юрия, превращаясь в тугую спиральку. На конце спиральки возникла плоская площадочка. На площадочке выросла маленькая прозрачная мензурка. Мензурка наполнилась жидкостью с голубоватым отливом.

–

Отравить меня хочешь! – сказал Анаконда. – Ну и отравляй, так мне, негодяю, и надо!

Взяв мензурку, он залпом выпил горьковатую жидкость и отшвырнул сосуд. Площадочка метнулась на спиральке, поймала мензурку, и всё втянулось в шар. Он опять был гладким, без единой выпуклости. Юрий же стал ждать печального конца.

Но жидкость оказала иное действие. Головная боль пошла на убыль, тоска отхлынула. Анаконда уснул. Проснулся через час бодрым и здоровым. Решил сразу же взяться за дело. Сел за стол. Принялся писать очерк. Вскоре очерк был написан. Начинался он так:

БЛАГОРОДНЫЙ ВОЗВРАЩАЛЕЦ

С лукавинкой, с бодрым юморком и смешинкой встретил меня благородный возвращалец Н. И. Лесовалов в своём скромном, но уютном загородном жилище. Весь высокий настрой жизни благородного возвратителя располагает его к широкой возвращальческой деятельности. Когда я

посетил его, этот выдающийся возвращалец пил желудёвый кофе на веранде. Из радиолы лилась мелодичная скрипичная рапсодия. Из магнитофона струилась раздумчивая рояльная мелодия.

– Люблю этот полезный напиток, – с ласковым прищуром поведал мне маститый возвращатель. – В особенности приятно его пить под задушевную, с грустинкой музыку Баха, Римского-Корсакова и др. выдающихся композиторов. С босоногого детства у меня наличествовало два хобби: музыка и возврат находок. Я любил вручать людям утерянные ими монеты, предметы и пищепродукты...

Очерк занял одиннадцать страниц от руки. «Значит, на машинке получится страниц девять, как раз на подвал. На днях приобрету машинку, благо деньги есть. Но хорошо бы сегодня же материал перепечатать...» – Юрий шутливо обратился к шару:

– Хоть бы ты, Константин, мне помог. А то висишь тут в воздухе без дела.

Константин мигнул лиловатым светом. Из шара выдвинулось два витых отростка и несколько штырей. Они опустились на стол, стали расти, переплетаться, образуя сложную рабочую систему. Через четырнадцать секунд один из отростков уже держал в тёмных пластинчатых зажимах страницу рукописи. По строчкам, считывая текст, скользил тонкий синеватый лучик. По чистому листу, зажатому в комплекс каких-то реек и пружинок, беззвучно двигался маленький цилиндр, оставляя за собой чёткий машинописный текст.

Через три минуты сорок семь секунд рукопись была перепечатана в трёх экземплярах. Затем рабочая система начала расплываться, уменьшаться. Шар, втянув в себя штыри и отростки, опять стал гладким. Анаконда тщательно сверил свой текст с машинописным. Ни одной опечатки. В двух местах Константин даже исправил описки. Эта способность шара к корректировке неприятно поразила Юрия.

На следующее утро Анаконда поехал в редакцию. Увы, очерк был встречен холодно. Савейков сказал:

– Много фальши и ложных красивостей. Не ладится у вас дело. И старик не получился. Он тёплый, но бледный. Попробуйте его охладить и оживить. Я там кое-что подчеркнул.

Взяв исчирканную Савенковым рукопись, Юрий угрюмо побрёл домой – оживлять старика. Но как это сделать – он не знал. Он чувствовал, что лучше написать не может. С горя пошёл во Фрунзенский универмаг, купил себе пару нейлоновых рубах, потом подумал, подумал и приобрёл таллинский подсвечник и фарфорового баяниста. Так как покупки были малогабаритные и уместились в сумке, он решил на этот раз не брать такси, а ехать домой троллейбусом. Народу в троллейбусе оказалось немного, и Юрию досталось место у окна. Но не проехал он и двух остановок, как из рюкзака послышалось жалобное мяуканье. «Что за чёрт! – удивился он. – Никакая кошка попасть туда не могла. Это не иначе проделки Константина».