Серебряный век. Поэты и стихи

«Мы новые люди новой жизни», – провозгласили футуристы в 1913 году. Под этим лозунгом могли бы подписаться представители самых разных творческих групп и направлений, существовавших в России в конце XIX – начале XX века. Остро назревшая ревизия культурных ценностей, радикальное обновление всего арсенала художественных средств, пересмотр роли творца и места искусства в жизни – так российская культура отвечала на вызовы времени. Новая эпоха желала говорить на новом языке и ставила перед художником новые – зачастую небывалые – задачи.

Андрей Белый, характеризуя культурную жизнь на рубеже веков,

отмечал одну черту, объединявшую всех, – «одинаковую решительность отрицания и отказа от прошлого, «нет», брошенное в лицо отцам». Это отрицание было адресовано, прежде всего, русскому просветительству, идеям позитивизма и «полезности искусства», которые десятилетиями доминировали в сознании образованной части общества. К концу XIX века русская интеллигенция, разочарованная в народничестве, в сугубо социальной, утилитарной направленности искусства и литературы, находилась в состоянии духовного кризиса.

В этих условиях, подхватив идеи европейского декадентства и, в первую очередь, символизма, русская культура бросала вызов мрачной атмосфере «конца века», преодолевая настроения разочарования и упадка. В недрах творческой интеллигенции рождалось новое культурное сознание – начинался процесс, который философ Николай Бердяев назвал «русским духовным ренессансом».

В своей философской автобиографии «Самопознание» он писал: «Сейчас с трудом представляют себе атмосферу того времени. Многое из творческого подъема того времени вошло в дальнейшее развитие русской культуры и сейчас есть достояние всех русских культурных людей. Но тогда было опьянение творческим подъемом, новизна, напряженность, борьба, вызов. В эти годы России было послано много даров. Это была эпоха пробуждения в России самостоятельной философской мысли, расцвета поэзии и обострения эстетической чувствительности, религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму. Появились новые души, были открыты новые источники творческой жизни, видели новые зори, соединяли чувства заката и гибели с чувством восхода и с надеждой на преображение жизни».

Модернизация коснулась всех сфер искусства и литературы, философии и религиозной мысли, получив наиболее мощное и оригинальное развитие в поэтическом творчестве.

В лексикон русской литературной эмиграции выражение «серебряный век» вошло в начале 1930-х годов с легкой руки поэта и критика Николая Оцупа. «Запоздавшая в своем развитии Россия силой целого ряда исторических причин была вынуждена в короткий срок осуществить то, что в Европе делалось в течение нескольких столетий, – писал он в своей статье „Серебряный век русской поэзии“, посвященной истории модернизма в России. – Неподражаемый подъем „золотого века“ отчасти этим и объясним. Но и то, что мы назвали „веком серебряным“, по силе и энергии, а также по обилию удивительных созданий, почти не имеет аналогии на Западе: это как бы стиснутые в три десятилетия явления, занявшие, например, во Франции весь девятнадцатый и начало двадцатого века». Отметим, что Серебряным веком русской поэзии русские критики, работавшие в эмиграции, называли этот период изначально в негативном ключе. Они противопоставляли золотой век русской литературы, охватывавший первую треть XIX века, эпигонскому «серебряному веку какого-нибудь модернизма», по выражению Владимира Пяста.

В советском литературоведении понятие «серебряного века» – уже не как оценочное словосочетание, а как термин – вошло в обиход в 1960-е годы, после знакомства читателей с печатавшейся отрывками «Поэмой без героя» Ахматовой. В первой части поэмы есть символичные строки:

На Галерной чернела арка, В Летнем тонко пела флюгарка, И серебряный месяц ярко Над серебряным веком стыл.

Идейно и исторически совпадая с эпохой модернизма, Серебряный век не имеет однозначных хронологических рамок. Начало новой эпохи традиционно соотносится с публикацией в 1893 году доклада Дмитрия Мережковского «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы». Отмечая как неоспоримый факт «возмущение против удушающего мертвенного позитивизма», которое живет в душах его современников, писатель предощущает рождение нового искусства и перечисляет три его главных элемента: «мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности».

Что касается хронологического конца Серебряного века, то этот вопрос остается открытым. Ряд исследователей соотносит его с началом Первой мировой войны. Согласно другой точке зрения, все закончилось в 1921 году – со смертью Александра Блока и расстрелом Николая Гумилева. Существует также мнение, что итоговую черту под Серебряным веком подвело самоубийство Владимира Маяковского в 1930 году.

Первой на перемену культурного климата отреагировала европейски ориентированная часть российского общества. В середине 1880-х французский поэт Жан Мореас придумал слово «символизм», назвав так недавно возникшее и только оформляющееся литературное течение. Вскоре он опубликовал свой исторический «Манифест символизма». А уже в 1994 году Валерий Брюсов начинает издавать в России первые сборники символистской поэзии. Первоначально русский символизм, самый яркий и мощный после французского, объединил Дмитрия Мережковского, Зинаиду Гиппиус, Константина Бальмонта, Валерия Брюсова и других авторов, ставших первопроходцами в России. Впоследствии их назовут старшими символистами, отделяя от выдвинувшихся на авансцену в начале 1900-х годов младосимволистов – поэтов, формировавшихся под влиянием философа Владимира Соловьева: Александра Блока, Андрея Белого, Михаила Кузмина, Вячеслава Иванова.

В отличие от символизма, акмеизм был исключительно российским явлением. И зарождался он из противостояния символизму, который к концу первого десятилетия ХХ века уже исчерпал себя. Вокруг идеологов нового направления – Николая Гумилева и Сергея Городецкого – и созданного ими Цеха поэтов сгруппировались очень разные и самобытные авторы: Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Георгий Иванов, Георгий Адамович и др.

Широко заявивший о себе одновременно с акмеизмом футуризм стал первым авангардным течением в русской литературе. Он подхватил эстафету у итальянских футуристов – буквально выхватил ее из рук Филиппо Маринетти, который обнародовал «Манифест футуризма» в 1909 году, – а уже в начале 1910-го в России вышел первый футуристический сборник. Инициированное художником и поэтом Давидом Бурлюком течение не было однородным, расслоившись на несколько групп: будетляне и кубофутуристы, «Гилея» и «Центрифуга», эгофутуристы и «Мезонин поэзии». Одни и те же поэты в разное время примыкали к разным объединениям, а то и вовсе переходили в другой лагерь. В 1910-е годы футуристами именовали себя Велимир Хлебников, Владимир Маяковский, Борис Пастернак, Игорь Северянин, Алексей Крученых и еще десятки «ниспровергателей традиций».

Единственной поэтической группой, не имевшей общей идейной платформы, да и никогда не стремившейся к объединению, были так называемые «народные поэты» – Сергей Есенин, Николай Клюев, Сергей Клычков и ряд других. Новокрестьянскими их стали называть критики, отмечавшие общую для них ориентированность на устное народное творчество и идеи модернизма одновременно.

Выдыхающийся футуризм в конце 1910-х годов пустил новый побег – имажинизм, заявивший о себе созданием собственного «Ордена имажинистов» и выпуском программной Декларации. Это довольно живучее и высокоорганизованное направление объединило Анатолия Мариенгофа, Вадима Шершеневича, Сергея Есенина и других поэтов.

При всем разнообразии поэтических школ и эстетических платформ, многие литераторы выбирали собственный, ни на кого не похожий путь, вырабатывая свой поэтический язык в одиночку. Ни к одному из литературных течений нельзя отнести творчество Марины Цветаевой, Максимилиана Волошина, Софии Парнок, Владислава Ходасевича, зрелого Бориса Пастернака.

Давая ретроспективную оценку этой блестящей эпохи, Николай Бердяев резюмировал: «Сейчас можно определенно сказать, что начало XX века ознаменовалось у нас ренессансом духовной культуры, ренессансом философским и литературно-эстетическим, обострением религиозной и мистической чувствительности. Никогда еще русская культура не достигала такой утонченности, как в то время».