Серебряный волк, или Дознаватель
Шрифт:
«СЧАСТЛИВЫЙ ПУТНИК»
1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
– Как ты?…
– Ох… лучше, чем ожидал.
– Сиди, не дергайся.
Быстрые руки мажут спину чем-то холодным, резко пахнущим… Боль вспыхивает резче – и утихает. Я тоже это выдержал.
– Я принес твой ужин сюда. Поешь?
– Позже.
Тихо как… Уже ночь? Передо мною плывут лица: сэр Оливер, Карел, Лютый… гвардейцы…
– Давно я так не уставал.
– С ума сойти! Он называет это – «устать»!
– А как еще? Если на самом деле устал?
Серж заглядывает мне в лицо:
– Ты точно в порядке? На-ка, попей.
– Спасибо.
Вода прохладная, с горьковатым привкусом какого-то снадобья. Серж берет из моих рук пустую чашку:
– Поспи, Анже. Расскажешь утром…
«Утром», – отзывается эхо в пустой голове… «утром»…
Утро для меня наступает, похоже, после дневной трапезы. Открываю глаза навстречу вкусному запаху свежей похлебки… ломит плечи, а спина, похоже, в полном порядке… Чем же это меня Серж таким намазал? И чем напоил, что я так разоспался?…
– Эй, Анже! Вставай, поешь.
– Долго я спал?
– По мне, так в самый раз, – усмехается Серж. – Сам же говорил, что устал.
– Обед проспал?
– Ужин тоже. Но ты не переживай, Мишо сегодня не был особо разговорчив. Нес всякую ахинею насчет Карела и гномьих колдунов… Тебе бы не понравилось.
Похлебка горячая, вкусная… пожалуй, вкусней обычного. То ли я проголодался сверх меры, то ли Серж подкатился ради меня к брату повару…
– Так что, Анже? Будешь рассказывать? Или… или не хочешь?
– Почему я должен не хотеть? Расскажу. Только, знаешь… наверное, завтра. – Я ищу взглядом серебряную змейку Лекиного амулета. – Надо еще кое-что посмотреть…
– Не рано? Отдохнул бы день.
– Уже отдохнул. Правда, Серж… честное слово. Я вполне в силах, да ведь с Лекой ничего и не случилось.
– Надеюсь, что так, – бурчит Серж.
2. Разговоры в «Бешеной корове»
В «Бешеной корове» малолюдно. В углу четверо возчиков неторопливо тянут какое-то вонючее пойло; еще один, в зюзю пьяный, храпит носом в стол. Хозяин, позевывая, приносит заказанные вино и сыр, равнодушно сметает в кулак три серебряных пенса.
– Ракмаиль приехал, – говорит Ясек.
– Вовремя. Вернешься с ним. Расскажешь отцу, что здесь творится.
– Я думал, мы все поедем… с Карелом.
– Его место здесь. Свет Господень, я рад бы был… но ему нельзя уезжать отсюда. А мы с Серым его не бросим. Таргала висит на волоске… на тонкой паутинке. У меня странное чувство, Ясек: будто мы, все четверо, выпали из ткани мира – и вот мир готов обрушиться, а мы, если догадаемся, сможем его удержать. И так жутко… не дай Господь ошибиться!
– Что ты хочешь делать?
– Не знаю… Если бы я знал! Карел прав. Мир с гномами – вот что
– Верно, придется. – Ясек кидает на Леку короткий испытующий взгляд.
– Но я не готов к такому. Мне страшно думать об этом… Я не уверен, что и в самом деле смогу… любой ценой. Как бы я хотел поговорить с отцом!
– Так отправляйся ты.
– Нет. Я останусь с Карелом. Не могу бросить его сейчас.
Неторопливый разговор за столом возчиков вдруг вспыхивает жарким спором. Ясек, прислушавшись, шепчет:
– Лека, слушай… они же о Кареле!
Тяжелая ладонь припечатывает стол, пинтовые кружки подпрыгивают.
– Трусость? Черта с два – трусость! Парень просто хотел мира. У него глаза на месте и сердце не из камня, он видит, до чего дошел его народ! И он сказал отцу: что за страну ты мне оставишь? Нищую и беззащитную? Да нас любой сосед возьмет сейчас голыми руками, а все из-за твоей ссоры с Подземельем… Вот как было дело.
– Ты, Мэтт, трепло! Потому – неоткуда тебе знать, о чем говорят во дворце.
– А вот знаю! Сводный брат моей благоверной как раз в тот день крепко выпил с королевским истопником – а тому рассказал трубочист, а трубочист, так уж вышло, слышал тот разговор собственными ушами, вот!
– Ну и дурак, выходит, твой трубочист.
– Может, и дурак… Может, и я дурак выхожу, что треплю вам тут насчет королевских дел. А только принц наш не трус и никогда трусом не был. Просто он больше думает о людях, чем о собственной славе, – оттого грозный наш король и осерчал. Где, мол, это видано, чтобы короли отступались от своего только потому, что их подданным надоели тяготы войны? А теперь…
– Знаешь что, Мэтт, – к столику возчиков подходит хозяин, – заткнулся бы ты, что ли. Я не хочу неприятностей со стражей.
– Ты мне не веришь?!
– Верю. Потому и говорю – заткнись.
– А ведь он прав, слышь, Мэтт… пошли-ка домой. Благоверная твоя, слышь, небось и спать еще не ложилась, ждет… пошли-ка…
Словоохотливый Мэтт и его дружок, пошатываясь, бредут к выходу. Двое других, переглянувшись, возвращаются к своим кружкам.
– А ты еще спрашиваешь, почему я не хочу увезти его к нам, – тихо говорит Лека. – Этот город – его. Надо только найти способ… придумать…
– Что мне сказать Ракмаилю?
– Да что угодно. Какая разница?
– Так ведь и вам, может, придется возвращаться с ним.
– Ну и что?
– Он скользкий. Любопытство таких типов может слишком дорого обойтись. Нужно правдоподобное и скучное объяснение. И чтобы вы с Серегой могли его повторить.
– Ну… скажи, ты не такой дурак, чтобы оставаться здесь на зиму. Скажи, мы с Серым нанялись в охрану, а ты решил вернуться домой. По-моему, достаточно скучно. Когда он уезжает?