Сережа
Шрифт:
Или пришла в посылке большая раковина: снаружи серая, а внутри розовая — розовые створки приоткрыты, как губы, — и если приложить ее к уху, то слышен тихий, как бы издалека, ровный гул. Когда Васька в хорошем настроении, он дает Сереже послушать. И Сережа стоит, прижав раковину к уху, с неподвижно раскрытыми глазами, и, притаив дыхание, слушает тихий незамирающий гул, идущий из глубины раковины. Что за гул? Откуда он там берется? Почему от него беспокойство — и хочется слушать да слушать?..
И этот дядя, необыкновенный,
— Какой дядя? Капитан? — Васька ответил:
— А какой же еще? У меня другого и нету.
Он сказал «у меня» с особенным выражением, чтоб было ясно: у вас могут быть другие дяди, не капитаны; у меня их быть не может. И все признали, что это на самом деле так.
— А он скоро приедет? — спросил Сережа.
— Через недельку, две, — ответил Васька. — Ну, я пошел мел покупать.
— Зачем тебе мел? — спросил Сережа.
— Мать потолки белить собралась.
Конечно, для такого дяди как не побелить потолки!
— Врет он, — сказала Лида, не выдержав. — Никто к ним не едет.
Сказала и поспешно отступила, боясь получить затрещину. Но Васька на этот раз не дал ей затрещины. Даже не сказал «дура», — просто удалился, помахивая плетеной сумкой, в которой лежал мешочек для мела.
А Лида осталась на месте, как оплеванная.
…Побелили потолки и наклеили новые обои. Васька мазал куски обоев клеем и подавал матери, а она наклеивала. Ребята заглядывали из сеней, — в комнаты Васька не велел входить.
— Вы мне все тут перепутаете, — сказал он.
Потом Васькина мама вымыла пол и постлала половики. Они с Васькой ходили по половикам, на пол не ступали.
— Моряки обожают чистоту, — сказала Васькина мать.
Будильник перенесли в заднюю комнату, где будет спать дядя.
— Моряки все по часам делают, — сказала Васькина мать.
Дядю ждали с нетерпением. Если на Дальнюю сворачивала машина, все замирали, — не дядя ли едет со станции. Но машина проезжала, а дяди не было, и Лида радовалась. У нее бывали свои какие-то радости, не такие, как у других.
По вечерам, придя с работы и управившись по хозяйству, Васькина мать выходила за калитку похвалить соседкам своего брата, капитана. А ребята, держась в сторонке, слушали.
— Сейчас он на курорте, — рассказывала Васькина мать. — Поправляет свое здоровье. Сердце неважное. Путевку ему дали, конечно, в самый лучший санаторий. А после лечения заедет к нам.
— Как он пел когда-то! — говорила она дальше. — Как он исполнял в клубе «Куда, куда вы удалились…» — лучше Козловского! Теперь, конечно, располнел, и одышка,
Она понижала голос и рассказывала что-то по секрету от ребят.
— И все девочки, — говорила она. — Одна блондинка, другая брюнетка, третья рыженькая. На Костю только старшая похожа. А он плавает и переживает. Везет ей на девочек. Девочек хоть десятеро будь, их легче воспитать, чем одного мальчишку.
Соседки оглядывались на Ваську.
— Пусть, как брат, посоветует что-нибудь, — продолжала Васькина мать. — Вынесет свою мужскую резолюцию. Я уже ненормальная стала.
— С мальчишками намучаешься, — вздыхала Женькина тетка, — пока поставишь на ноги.
— Смотря какие мальчишки, — возражала тетя Паша. — Наш, например, страшно нежный.
— Это пока он маленький, — отвечала Васькина мать. — Маленькие они все нежные. А подрастет — и тоже начнет себя выявлять.
Дядя-капитан приехал ночью — утром ребята заглянули в Васькин сад, а там дядя стоит на дорожке, весь в снежно-белом, как на карточке, белый китель, белые брюки со складкой, белые туфли, на кителе золото; стоит, заложив руки за спину, и говорит мягким, немножко в нос, чуть-чуть задыхающимся голосом:
— До чего же пре-лестно. Какая благодать. После тропиков отдыхаешь душой. Как ты счастлива, Поля, что живешь в таком дивном месте.
Васькина мать говорит:
— Да, у нас ничего.
— Ах, скворечник! — томно вскрикнул дядя. — Скворечник на березе! Поля, ты помнишь нашу хрестоматию, там точно такая была картинка — береза со скворечником!
— Скворечник Вася повесил, — сказала Васькина мать.
— Пре-лестный мальчик! — сказал дядя.
Васька был тут же, умытый и скромный, без кепки, причесанный, как на Первое мая.
— Идем завтракать, — сказала Васькина мать.
— Я хочу дышать этим воздухом! — возразил дядя. Но Васькина мать увела его. Он взошел на крыльцо, большой, как белая башня с золотом, и скрылся в доме. Он был толстый и прекрасный, с добрым лицом, с двойным подбородком. Лицо было загорелое, а лоб белый; ровной чертой белизна отделялась от загара… А Васька подошел к забору, между палками которого смотрели, прижавшись, Сережа и Шурик.
— Ну, — спросил он милостиво, — чего вам, малыши?
Но они только сопели.
— Он мне часы привез, — сказал Васька. Да, на левой руке у него были часы, настоящие часы с ремешком! Подняв руку, он послушал, как они тикают, и покрутил винтик…
— А нам можно к тебе? — спросил Сережа.
— Ну, зайдите, — разрешил Васька. — Только чтоб тихо. А когда он ляжет отдыхать и когда родственники придут, то геть без разговоров. У нас будет семейный совет.
— Какой семейный совет? — спросил Сережа.
— Будут совещаться, чего со мной делать, — объяснил Васька.