Серьезные мужчины
Шрифт:
Девушка удалилась, а оператор шел за ней следом и продолжал снимать. Приросшая за это время толпа приветствовала репортершу ревом и свистом. Ее быстро окружили хихикавшие мужчины. Она сунула одному из них микрофон, и мужчина посерьезнел. Она спросила:
– Что скажете о достижениях мальчика?
– Мы все им гордимся, – ответил мужчина, пошатываясь от тычков толпы.
Девушка вдруг взвизгнула и дернулась. Ее кто-то ущипнул.
Айян Мани уселся за стол, уставленный микрофонами. Рядом с ним разместился Ваман. В конференц-зале министра журналистов было битком. Фотографы склоняли колена прямо перед столом. Операторы в задних рядах орали на встававших
– Сядьте, сядьте! – требовали они.
Безутешная девушка говорила мужчине, который все кивал и кивал:
– Нужно устраивать раздельные пресс-конференции для прессы и для телевидения. Эти операторы – животные, а не журналисты.
Айян поискал в себе хоть намек на страх, но ничего не почувствовал. То, что он натворил, не помещалось в голове у него самого. Ади был во всех газетах и на всех телеканалах. Равно как и Сестра Честити. И она неустанно рассказывала, какой у мальчика необычайный склад ума. Родители, присутствовавшие на викторине, в новостях вспоминали ее с радостной приблизительностью. Вся страна будто зачаровалась гением-далитом, сыном конторщика, внуком дворника. «В конце веков подавления, в конце туннеля времени, – цитировали Айяна газеты, – мой сын наконец достиг предела возможностей».
Ваман хлопнул в ладоши, требуя внимания. Зал стих. Ваман передал микрофон отцу гения со словами:
– Речь я, разумеется, произнесу, но вы поймете мои слова, лишь выслушав этого человека.
Айян вдохнул. Перед его внутренним взором возник образ Оджи, оторопело сидящей перед телевизором.
– Ади здесь нет не потому, что я счел его присутствие лишним, – сказал он на хинди. – Мой сын подал заявление на аспирантский курс по математике в Научно-исследовательском институте. Он участвовал в Едином вступительном экзамене и сдал его. Осталось лишь собеседование. И я говорю вам: он не пойдет на собеседование. И не станет работать в Институте.
Прокатился негромкий ропот, но быстро угас.
– На то есть причины, – продолжил Айян. – Во-первых, он, может, и очень умен, но, думаю, ему следует сначала окончить школу, как любому мальчишке. Я считаю, что позволять ему сдавать вступительный экзамен было ошибкой. Во-вторых… – Айян глянул на министра, и тот ободряюще похлопал его по спине. – Я прослужил в Институте пятнадцать лет, начал мальчиком на побегушках и пробился выше. Я работал на человека – на великого человека – по имени Арвинд Ачарья, которого недавно, как вам известно, опорочили. Ему разрушили жизнь. Сам он чуть не сошел с ума. Но что произошло на самом деле, большинство из вас не ведает. В отличие от меня. Я располагаю аудиодиском со сделанной мною записью, и она объяснит, что на самом деле случилось. Я всего лишь служащий, и меня не восприняли бы всерьез – до сего дня. Вот почему я этого не обнародовал прежде. Услышав эту запись, вы поймете, почему я не хочу, чтобы мой сын имел отношение к подобному заведению. Это жуткое место.
Радиоастрономы сумрачно сгрудились у журнального столика. Они пялились в плоский телеэкран на стене над столом Намбодри. Кто-то переключал новостные каналы. Мучительный диалог между Опарной и Ачарьей больше не крутили. Все новостные каналы гоняли голоса мужчин, сидевших в этом кабинете, их плебейские взгляды на интеллектуальные ограничения далитов и женщин, – последних среди журналистов и дикторов вдруг оказалось немало, и они отпускали ехидные замечания в адрес мужчин, делавших индийскую науку. Намбодри в последний час становился все молчаливее. Телефоны у него на столе звонили не переставая. Мобильный свой он давно выключил.
Этих мужчин терзало два отчетливых страха. Запись разговора с Опарной обелит Ачарью. Его возвращения, вероятно, не избежать. Никто не сомневался, что это ее голос, хотя Намбодри и предположил – еще до того,
Правящая верхушка сидела в тревожном молчании, но тут ввалился Джал, держа в руках разрозненные листы бумаги, конверт и газету. Воодушевление его казалось несуразным.
– Где ты был? – спросил кто-то. – Ты знаешь, что происходит, да?
– Я знаю куда больше, – сказал Джал и замер, услышав свой голос из телевизора, называвший далитов генетически неполноценными. Он сложил принесенное на журнальный столик и потер руки. – Вы не поверите, – сказал он, – вы просто не поверите.
– Что такое? – спросил Намбодри. По лицу его пробежал бледный луч надежды.
– Выше головы, друзья мои, мы идем на войну. Последние дни я проверял все данные по этому типу и его сыну. И то, что я обнаружил, – очень, очень странно. Вот список ответов Ади. Это невероятно. Он набрал тридцать девять баллов.
Страница с ответами пошла по рукам. Энтузиазм Джала заразил всех.
– Это означает, что он в пятерке лучших. Одиннадцатилетний мальчик – в пятерке лучших. Но давайте по порядку, – сказал Джал. Очки дрожали у него на переносице. – Начнем с начала. Помните, Айян показывал нам вырезку из газеты – про то, что его сын выиграл научный конкурс, устроенный Швейцарским консульством? Я сверился с консульством. Они никогда такого конкурса не устраивали. Никогда. Я добыл репортера. Его зовут Манохар Тамбе. Он сказал, что новость он получил от Айяна. Судя по всему, кое-какие газеты на местных языках официально берут деньги за освещение новостей.
Намбодри забегал по кабинету.
– Ты слушаешь, Джана? – спросил Джал.
– Продолжай, – сказал Намбодри, начиная понимать.
– Потом я приметил еще одну странность, – сказал Джал. Посмотрел на телеэкран. Гнали рекламу. Тогда он взял пульт и переключал каналы, пока не нашел тот, что показывал лицо Ади.
– Смотрите, смотрите. Внимательно смотрите. У него слуховой аппарат в левом ухе. – Джал показал им фотографию мальчика в «Таймс». – Вот снимок в статье про то, как он может наизусть перечислить первую тысячу простых чисел. Тут у него слуховой аппарат в правом ухе. Статья отчетливо сообщает, что мальчик глух на правое ухо. Но на всех остальных снимках, которые я видел, у мальчика аппарат в левом ухе.
– Что это означает? – спросил Намбодри.
– Думай, Джана, думай. Как одиннадцатилетний мальчик может назвать первую тысячу простых чисел?
– Невероятно, – произнес Намбодри, медленно садясь.
– А как же викторина? – спросил кто-то. – Мальчика видели сотни людей.
– Может, его отец раздобыл вопросы. Как и с ЕВЭ, а?
– Он выкрал ЕВЭ, так? – тихо уточнил Намбодри.
– Но это невозможно, – сказал кто-то из астрономов. Остальные согласно забубнили.
– Слушайте меня. Слушайте меня, – сказал Джал раздраженно. – Я позвонил нашим типографам и спросил, не интересовался ли кто курсами «Арьябхата». Двое ответили, что ничего не знают, но один отчетливо вспомнил, как меньше двух месяцев назад кто-то звонил и спрашивал, когда ожидается доставка заказа. Я не знаю, как Айян добыл ЕВЭ, но говорю вам – добыл. Одиннадцатилетний мальчик не может набрать тридцать девять баллов. Ну же, мы все видали гениев, нам известно, какие они. Мы знаем, что такое возможно. Сложи все вместе, Джана. Айян Мани – мошенник. А его сын – фальшивка.