SergeiMinaev-MoscowLoveNot
Шрифт:
рек. — Чего тебе здесь не сидится?
306
Сергей Минаев
— Я сказал. В кабак пойдем! Костюмы у нас есть?
Есть! Бабки есть? Есть! Пошли, говорю!
— Да кто нас в кабак пустит? Мы ж бомжи, Михалыч!
— Чего?! — Михалыч воинственно направился к
Игорьку. — Кто тут бомж?
— Ну... ты... конечно, нет... а я... — Игорек вжал
голову в плечи, ожидая удара.
— Ты! — Михалыч ткнул его пальцем в грудь. —
Такой же москвич, как вся эта
там, наверху, на тачках дорогих разъезжает! Даже
лучше! Ты мой друг, понял, нет?
Михалыч, качаясь, вышел из под моста, поднял
вверх кулаки и стал орать на проезжавшие по набе
режной машины:
— Вы чё думаете, вы тут все купили, да? Залупу
вам на воротник! Козлы! Козлы вы все, в натуре! Ду
маете, вы лучше нас, умнее или работали больше?
Думаете, если вы тут все спиздили, вам кланяться бу
дут? Крутые стали?
— Михалыч, осади! — подал голос Игорек. — Все
ровно, Михалыч! Хорош буровить, слышь, чё говорю?
Но Михалыч не слышал. Потрясая кулаками, он хо
дил по какой то странной, похожей на недописанную
восьмерку траектории и поливал всех на чем свет
стоит. Машины, прохожих, ментов, мэра, помянул ка
ких то воров и гадов, депутатов, черножопых и узко
глазых.
«Сейчас дойдет до президента, тут нас и повин
тят», — подумал Игорек.
Он встал, оперся о стену, пытаясь справиться с
резким головокружением, сделал робкий шаг вперед, Москва, я не люблю тебя
307
потом другой. И не отрывая руку от стены, дошел до
противоположного конца мостовой арки.
«А говорил, уедет. Дом купит, будет картошку рас
тить или чего он там хотел, — ерничал про себя Иго
рек. — Первым, говорил, поездом. Ха ха! Герой!
Столько понтов нагнал, а все закончилось в ту же
степь. Водка, бабы, теперь вот в кабак удумал. Лад
но хоть в баню сходили. — Игорек обернулся, слов
но желая убедиться, что Михалыч его не слышит. Тот
продолжал изрыгать проклятия. — Жаль, я у него по
ловину взять не успел. Все равно ментам достанется.
Или еще кому. Почему таким дуракам везет? Уедет он!
Он думал, он герой! И не таких ломало. Никого отсю
да не отпускает. Никого. Говно он, а не герой».
Игорек расстегнул ширинку и начал мочиться. Его
сильно качало, и для верности он уперся в стену дву
мя руками.
«Главное костюм не обоссать, — думал Игорек, —
а то завтра не продать. Не продать завтра. Хорошо
хоть в баню сходил».
Игорек закончил, вышел из под моста и сел на
траву. Мимо проехала машина с открытым верхом, набитая хохочущей молодежью.
«Весело им, — Игорек сплюнул под ноги. — Че
го весело? Зачем живут? Для чего живут? Непонят
но. Раньше люди города строили и на войну ходили, умирали
же, которые ничего не построят, а только все прос
рут. Блядство одно. Да и мы тоже...»
В луче дорожного фонаря блестела журнальная
обложка. Игорек протянул руку, подтащил журнал к
308
Сергей Минаев
себе, открыл на середине и начал читать первую по
павшуюся статью:
Старый герой был ухоженным мальчиком двад
цати пяти лет, стоявшим на перекрестке Кузнец
кого и Неглинки. Мальчик пытался сделать мучи
тельный выбор между поездкой к двадцатитрех
летней проститутке Эле и сорокатрехлетней
честной женщине Анне. Он мучился этим выбором
ровно четырнадцать минут сорок одну секунду. На
пятнадцатой минуте к нему подходил неопрятно
одетый джентльмен и просил сигарету. Несмотря
на то, что у мальчика была полная пачка, он от
рицательно вертел головой, а потом ехал к двад
цатисемилетнему редактору Денису, чтобы прове
сти с ним остаток вечера. Его глаза горели, пото
му что в этом городе для него было слишком много
возможностей.
Новый герой стоял на том же месте и с той
же пачкой сигарет. Ему те же двадцать пять, но
на просьбу джентльмена он отвечает ударом в
лицо только потому, что его осмелились попро
сить. Ему одинаково неинтересны Эля и Аня, а Де
ниса он выебал еще в канун своего семнадцатого
дня рождения. Любую просьбу он воспринимает
как личное оскорбление. И остатки всех вечеров
в его жизни давно истлели в исписанных органай
зерах родителей. Он не рвался в новые герои, про
сто у него не было выбора не стать им. Его гла
за пусты, потому что единственная возможность