Сергей Есенин. Биография

Лекманов Олег Андершанович

Как и в феврале, для него было важно не только определиться – теперь уже “всецело на стороне Октября” [349] , но и сделать это как можно скорее. Современники, например З. Гиппиус, видели поэта в передних рядах “перебежавших… за колесницей победителей”, среди “первеньких, тепленьких” [350] . Однако и этого Есенину было мало: он не хотел быть всего лишь “одним из”. В тогдашнем есенинском хвастовстве (“Блок и я – первые пошли с большевиками” [351] ) чувствовался особый азарт: всех опередить, взобраться выше всех, прогреметь на весь мир.

349

Есенин С. Полн. собр. соч.: В 7 т. Т. 7. Кн. 1. С. 356.

350

Гиппиус З. Дневники. Т. 2. С. 60–61. З. Гиппиус упоминает Есенина в обоих своих списках писателей, согласившихся

на сотрудничество с большевиками. Запись от 3 января 1918 года: “К ним (большевикам. – О. Л., М. С.), по сегодняшний день, перешли от “искусства”, кроме Иер. Ясинского, Серафимовича и московских футуристов, – поэты А. Блок, С. Есенин с Клюевым, худ. Петров-Водкин, Рюрик Ивнев”. В записи от 11 января 1918 года Гиппиус вновь упоминает Есенина, вновь в паре с Клюевым, со следующими комментариями: “Два поэта “из народа”, 1-й старше, друг Блока, какой-то сектант, 2-й – молодой парень, глупый, оба не без дарования” (Гиппиус З. Дневники. Т. 2. С. 37, 61).

351

Чернявский В. Три эпохи встреч (1915–1925) // Есенин в восп. совр. Т. 1. С. 222.

Действительно, есенинское “грехопадение в левое крыло” (Л. Никулин) [352] совершалось с величайшим шумом. В те послеоктябрьские дни, когда большинство писателей затаилось (“Все скрываются. Все нелегальны” [353] ), Есенин был нарасхват – как на эстраде, так и в печати [354] . Он без устали носится по клубам и заводам с речами и стихами. 22 ноября поэт устраивает авторский вечер в зале Тенишевского училища, 3 декабря объявлено о его выступлении на утреннике в пользу Петроградской организации социалистов-революционеров, 14 декабря – на вечере памяти декабристов, 17 декабря – на литературно-музыкальных вечерах, организованных партией левых эсеров. Тогда же, в декабре, Есенин участвует в концерте-митинге на заводе Речкина [355] . Устные выступления должны были утвердить “значительность голоса поэта Есенина в громах событий” (В. Чернявский) [356] .

352

Цит. по: Литературная жизнь России 1920-х годов… Т. 1. Ч.1. С. 189.

353

Гиппиус З. Дневники. Т. 2. С. 62.

354

Подробнее о первоначальном неприятии Октября большинством модернистов см.: Сегал Д. “Сумерки свободы”: О некоторых темах русской ежедневной печати 1917–1918 гг. // Минувшее: Исторический альманах. М., 1991. Вып. 3. С. 131–196.

355

См.: Летопись… Т. 2. С. 65, 68, 69, 75, 77.

356

Есенин в восп. совр. Т. 1. С. 217.

Но, конечно, основная ставка делалась на выступления в печати – и это оправдалось в полной мере: видимо, именно Есенину удалось написать первую поэму в честь Октября. На этот раз он приветствовал революцию не так декларативно и прямолинейно, как в феврале. В произведениях, написанных на рубеже 1917–1918 годов, нет ни газетных лозунгов вроде “Железное / Слово: / “Рре-эс-пуу-ублика!””, ни прозрачных намеков на политические события (как в “Отчаре”: “Февральской метелью / Ревешь ты во мне”). И все же достаточно сравнить произведения, написанные до и после большевистского переворота, – “Пришествие” (октябрь 1917-го) и “Преображение” (ноябрь 1917-го), – чтобы убедиться, насколько октябрьские события изменили направление есенинского творчества.

В “Пришествии” Есенин особенно нажимает на тему предательства. Поэт взывает здесь к Матери-Руси, оплакивая новые мучения ее сына Христа:

Воззри же на нивы,На сжатый овес, —Под снежною ивойУпал твой Христос!Опять Его воиСтегают плетьмиИ бьют головоюО выступы тьмы…

Следующий его призыв – к апостолам:

О други, где вы?Уж близок срок.Темно ты, чрево,И крест высок.

Но три раза отрекается Петр, и на третий раз в нем изобличается Иуда:

Вот гор воительОщупал мглу.Христа рачительСидит в углу.“Я видел: с Ним онНам сеял мрак!”“Нет, я не Симон…Простой рыбак”.Вздохнула плесень,И снег потух…То третью песнюПропел петух.………………………..Симоне Пётр…Где ты? Приди.Вздрогнули ветлы:“Там, впереди!”Симоне Пётр…Где ты? Зову!Шепчется кто-то:“Кричи в синеву!”Крикнул – и громкоВздыбился мрак.Вышел с котомкойРыжий рыбак.“Друг… Ты откуда?”“Шел за тобой…”“Кто ты?”– “Иуда!” —Шамкнул прибой.Рухнули гнездаОблачных риз.Ласточки-звездыКанули вниз.

Иванов-Разумник позже будет толковать эти строки как иносказательное свидетельство о ходе революции: “И снова “рыжий Иуда целует Христа”; снова спят ученики – все мы, попустительством своим восемь месяцев предававшие революцию “воинам первосвященника”; снова “отрицается” Симон Петр. <…> И под тяжелыми ударами рабов первосвященника падает Народ, падает революция на своем тяжком пути <…> революция, преданная рабами “справа”, губится учениками “слева”” [357] . Вряд ли Есенин писал в своей поэме о “левых” и “правых”, но уж во всяком случае предупреждал: революция в опасности!

357

Цит. по: Летопись… Т. 2. С. 73.

Как же в следующей поэме, “Преображение”, “провидец революции” отозвался на захват власти большевиками? О предательстве и вероломстве здесь не сказано ни слова, образы Петра и Иуды отброшены за ненадобностью. Зато в ход идут другие библейские аллюзии – например, “Содом и Гоморра”:

Грозно гремит твой гром,Чудится плеск крыл.Новый СодомСжигает Егудиил.Но твердо, не глядя назад,По ниве водНовый из красных вратВыходит Лот.

Истолковать эту аллегорию нетрудно: Содом – старый, прогнивший мир; Егудиил – воплощение необходимого террора; Лот, выходящий из “красных врат”, – новый человек, преображенный в революционном огне. Нетрудно подыскать аналогию и к есенинским Содому и Лоту; в четвертой и пятой строфах “Преображения” поэт, вольно или невольно, переложил на язык ветхозаветных мифов лозунги “Интернационала”:

Весь мир насилья мы разрушимДо основанья, а затемМы наш, мы новый мир построим:Кто был ничем, тот станет всем.

В других местах есенинского произведения политические перемены отразились не столь откровенно. И все же отметим: в прежних поэмах Есенин, хоть и весьма свободно обращался с библейскими образами, все же до кощунства не доходил. Характерно, что первые строки, оскорбившие чувства верующих, появились именно после Октября – в зачине “Преображения”:

Облаки лают,Ревет златозубая высь…Пою и взываю:Господи, отелись!

Отклики критиков на эти стихи разделились. Мнение большинства выразил аноним в “Воскресных новостях” от 21 апреля 1918 года, объявив Есенина расчетливым богохульником и литературным хулиганом:

Некий озорник из газеты “Знамя труда” воспользовался декретом народных комиссаров об отделении церкви от государства весьма своеобразно.

Раз церковь от государства изъяли и за кощунство и богохульство в каталажку не посадят – значит, с самим Богом можно обращаться, как с трактирной “шестеркой” [358] .

358

Цит. по: Летопись… Т. 2. С. 112.