Серое, белое, голубое
Шрифт:
— Что странно?
— Да этот нож для вскрывания писем.
— В чем он измазан?
Вместо ответа Роберт как-то непонятно ухмыляется, выбрасывает вперед вторую ногу и снова скрывается в алькове затмения рассудка. Эрик очень хорошо понимает его хитрость. Он старается выиграть минуты, протянуть время. Действительно, нет причин спешить. Почему бы и мне не подыграть ему? Слышно, как внизу на улице завелся мотор, затем машина с ревом уехала. Спокойствие. Скоро я начну звонить. Позвоню домашнему врачу и в полицию, скажу: «Произошло нечто ужасное. Немедленно приезжайте. Адрес: Старая Морская улица, номер дома не помню, восемь или десять, тут еще возле калитки собака стоит как вкопанная».
Комната вся светлая и холодная. Окно раскрыто настежь. Эта серая влажная погода, похоже, надолго. Его
Эрик поднялся и прислонился головой к стене.
4
Стоит Эрику закрыть глаза, как в памяти возникает Магда, выглядывающая из-за облепленной снегом фигуры мужа.
Это было вечером 22 января 1964 года. Роберт пришел, чтобы представить ее им, ему и Нелли, Эрик до сих пор хорошо помнит эту дату, потому что в ту самую ночь родился их сын Габриэл. Итак, Роберт стоял в дверном проеме. Погода была промозглая, по склону дюны летела, кружась, снежная поземка. Гости поднялись по лестнице наверх, Роберт шел первым. В свете лампы, укрепленной над входом, его лицо казалось белым как мел, возле рта клубился пар. Топая у порога каблуками, он почему-то засмеялся с ненатуральной веселостью, затем отступил в сторону и втолкнул в прихожую свою законную супругу.
На первый взгляд она показалась Эрику похожей на служанку — маленького роста, в вязаной зеленой шапочке. Улыбалась открытой и дружелюбной улыбкой. Эрик пожал ей руку, скрывая разочарование.
Днем он совершенно случайно встретил Роберта в поселке. Они не виделись более года, и потому Эрик не сразу решился окликнуть его. Насколько ему было известно, друг его находился в Нью-Йорке, где при помощи наследства, полученного от отца, собирался сделать блестящую артистическую карьеру.
— Эрик!
Человек в лиловом пальто, шедший ему навстречу, неспешно пересек дорогу, втолкнул его в ближайшее кафе и заказал жареную рыбу и вино.
— Ну и дыра! — сказал он, оглядевшись, и принялся рассказывать другу о женщине, на которой он был вот уже месяц как женат.
Магда не погибла в самую холодную зиму своего детства. Ей было тогда не больше шести-семи лет, этакий крохотный запуганный комочек. При том что аэропорт, возле которого они жили, наполовину разбомбили, она осталась жива. В августе 1947 года Магда и ее мать погрузились на шведский военный корабль «Гойя» и, совершив трехнедельный вояж по темно-зеленой океанской глади, причалили к восточному пирсу порта Галифакс. По мнению матери Магды, это было достаточно далеко от Европы.
Девочка с узкими зелеными глазами выросла в провинциальном городке Гаспе, где все говорили по-французски. Сохранилось несколько фотографий ее и матери. На одной из них Магда сидит за партой, на другой она на коньках, а вот — верхом на ослике на пляже залива Св. Лаврентия, маленькая девочка, в гольфах или носочках. А вот здесь уже лето, Магде восемнадцать, у нее длинные загорелые ноги и копна светлых волос с пепельным оттенком.
Магда росла рассеянной. Дважды ее сбивала машина. Ее подбирали на улице, и в себя она приходила уже на больничной койке с решетчатыми спинками. Был случай, когда она проснулась, но не совсем пришла в себя. День за днем лежала без движения с открытыми глазами, не отрывая взор от стены, к которой был прикреплен плакат с изображением купающихся слонов, и казалось, ей было этого вполне достаточно. Гигантские животные, приподняв хоботы, показывали свои чудовищные клыки, но при этом подмигивали и дружески улыбались ей. Она вполне довольствовалась этой частичкой вещественного мира, и как-то раз вечером врачам показалось, что она не доживет до рассвета.
По-прежнему
«То, что со мной произошло, очень странно, — рассказывал Роберт. — Я ведь никогда не собирался жениться, не хотел завести семью, даже смешно было представить себе, что хочешь не хочешь, а придется спать всегда с одной и той же женщиной. К тому же большинство подружек у меня были темноволосые — случайно, конечно, я их не специально выбирал. Но любил их больше всего за то, чего они не делали. Они никогда не упрекали меня, что я уходил и возвращался, не принимали всерьез мою вдохновенную ложь о том, что, дескать, такого у меня ни с кем раньше не бывало, не мчались босиком, с развевающимися волосами по улице после ночной ссоры, никогда не жаловались, когда мы занимались любовью, и сами не вонзали мне ногти в спину. Знаешь, немало ведь есть парней, которые, когда все кончится, выкурят сигаретку и торопятся улизнуть. От этого возникает ненависть. Нет, я всегда оставался на ночь, а когда засыпал, они клали голову мне на плечо, закидывали свою горячую ногу на мою, и при этом меня не раздражало, что они похрапывали, посапывали, вскрикивали во сне. Но завтракать я не оставался. Стоило только рассвету забрезжить за шторами, как я уходил. Манящий запах кофе не мог меня остановить. Когда я шел по улице, первые лучи солнца светили мне в лицо, и с каждым шагом мне становилось все легче и радостней. Тяжкий труд был окончен, его неотвратимость больше не тяготила, и вот я снова один, сам с собой. Почему людям так нужно присутствие другого рядом, для меня оставалось загадкой».
В этот момент рассказа его оживленное лицо немного омрачилось.
«В июне я поехал на север, — продолжал он. — Я хотел увидеть Великие Озера, горный хребет Аппалачей, морское побережье Канады. Как мы встречаемся с настоящей любовью? Вполне буднично, словно ничего особенного не произошло. Вот так и я заглянул однажды в кафе на пляже, пропустить кружку пива. Впервые у меня появилась возлюбленная с копной выгоревших на солнце светлых волос. Впервые я ревновал. Меня злило ее молчание. Я потерял сон. Как нам связать наши судьбы, если она что-то от меня таит? Взять хотя бы Ромео Монтекки или Алексея Вронского; что значила бы их любовь, если бы они ничего не знали о прошлом и настоящем своих возлюбленных? Я не оставлял Магду в покое, звонил ей среди ночи и требовал раскрыть передо мною душу, поделиться тайными мыслями. Однажды она вдруг сказала: «Увидев тебя, я сразу поняла, что это навсегда». Ее слова не были для меня откровением. Я уже давно стал замечать, что бываю в ладу с самим собой, только когда она рядом».
Нелли и Эрик приняли из рук гостей пальто, но невольно поперхнулись, услышав французское лопотанье Магды. Та тем временем сняла зеленую шапочку, и все увидели ее густые светлые волосы, Нелли жестом пригласила ее пройти в гостиную и сама вошла, переваливаясь, следом за гостями, огромная в своем просторном платье в бордовую и желтую полоску.
Вечер получился немногословным. Они пили да слушали, как за окном воет ветер. Эрик едва-едва говорил по-французски, а Нелли вообще не знала ни слова на этом языке. Из чувства солидарности с будущей подругой она молчала и только улыбалась. Часто ей приходилось вставать, чтобы принести что-то из кухни. Роберт делился своими планами на будущее и говорил: «Я понял, что заниматься живописью можно только в Западной Европе». Они с Магдой приобрели небольшой хутор в Севеннах. Там возле дома есть источник, на склоне холма они разведут огород; в долине, когда стемнеет, кричат совы.