Серое братство

Гуминский Валерий Михайлович

— Магвана так и не нашли? — спросил я, зная ответ.

— Нет. Он скрывается в полосе боевых действий. В Фобере укрепляют стены, сгоняют войска и крестьян со всех окрестных деревень. Пахать некому. Ясно, что лапотники бегут из армии как крысы. Никто из них не хочет защищать господ Дома Лоран. Война-то проиграна, брат!

Мастер цокнул языком и уставился в потолок. Моего ответа он и не ждал, а я, убаюканный качкой, провалился в сон, нисколько не заботясь уже о завтрашнем дне. Если суждено утонуть в шторме — стоит ли из-за таких пустяков дрожать от страха?

Шторм продолжался всю ночь и утро, но сила его стала стихать. Нам

повезло выскочить из центра дьявольского завихрения с наименьшими потерями. Было сломано одна из мачт, да и пара матросов пропала. Вероятно, что смыло за борт. Капитан выглядел мрачнее туч, что нависли над нами. Он не уходил со своего места, не обращая внимания на противный дождь, хлеставший тугими плетями по лицу. Лишь однажды он спустился вниз, в каюту и обвел нас суровым взглядом.

— Если появятся самбуки Фаль-Адени — мы не уйдем живыми. Примем бой или сдадимся сразу?

— Что за самбуки, капитан? — полюбопытствовал Баралар, несмотря на зеленый цвет своего лица. Ему приходилось хуже всех, но, как ни странно, ученый не жаловался на свою участь.

— Это трехмачтовое боевое судно с двадцатью веслами с каждого борта, — мрачно ответил Морской Еж. — Раньше на таких перевозили бочки с винным напитком, но эта затея захирела, а пираты оснастили их по-своему усмотрению. Так что теперь самбука имеет огромное преимущество перед нашим «Львом». Мы уже потеряли ход, да и шторм значительно усугубил ситуацию. А самбуки могут ходить и в сильную волну, и в полный штиль. Так что мы в любом случае проигрываем.

— Не переживайте, капитан, — с серьезным видом откликнулся Мастер. — Если и суждено принять бой, обещаю вам: мы сумеем постоять за ваше имущество и свои жизни. Сколько на борту матросов, умеющих драться при абордаже?

— На экипаж не стоит надеяться, сразу предупреждаю. Они все нанимались на легкую морскую прогулку… Разве что Клык, — капитан задумался. — Позвать его?

Вызванный Морским Ежом, боцман загородил своей широкой спиной дверь каюты, с любопытством повертел головой, обозревая странную компанию, собравшуюся на военный совет. Если присутствие меня и Мастера с капитаном его не удивило, то восседающий на скамейке Леший вызывал некоторые вопросы. Купец твердо заявил, что в молодости он немало порыскал по Степи со стороны Залива, охотясь на диких кочевников, был рублен и продырявлен стрелами. И поэтому имеет право находиться в столь ответственный момент здесь, а не рядом со старухой и ученым. В подтверждении своих слов Леший скинул кафтан и рубаху, обнажая грудь и спину. Количество рубцов и шрамов впечатляло. Морской Еж сказал что-то в том роде, что очень рад видеть бывалого воина в своей команде.

— Капитан! — рявкнул, наконец, Клык. — Звал?

— Проходи, боцман, садись, наливай себе вина, пей. Ты уже догадываешься, зачем я позвал тебя?

Боцман без малейшего смущения осушил полную кружку, вытер рукавом куртки губы, крякнул. Осторожно покачал головой.

— Нет. Но я быстро соображаю.

— Ну, сообразил?

— Почти.

— Корабль в плохом состоянии, поступили доклады о течи в трюме. В трех местах. Ребятки стараются, но из-за этого «Лев» теряет ход. Я боюсь, что после того, как установится погода, пираты нападут на корабль. Они постоянно крутятся на выходе из горловины, куда нас угораздило попасть, и высматривают основательно потрепанные бурями судна. Мы — не исключение. И убежать не сможем. Поэтому… Есть у тебя на примете с десяток парней, умеющих и не боящихся драться?

Клык подпер кулаком подбородок, на мгновение задумался.

— Десятка не будет. Но шесть-семь наберу. Они отчаянные головорезы, только прикидываются ангелами. Я их сам набирал, поэтому знаю, что они из себя представляют.

— Сколько оружия на борту?

— Кроме трех бортовых самострелов и пары мечей больше ничего нет.

— Плохо, — Морской Еж в расстройстве даже встал и прошелся по каюте. — Мы даже отбиться не сумеем.

— Если пираты полезут на корабль — парни разберутся с ними своими ножами. Уж этого добра у них хватает.

— Я еще с тобой поговорю, как ты умудрился протащить на борт бандитов, — сердито буркнул капитан.

— Самое лучшее — рубить абордажные веревки, если ничего не остается, — предложил я. — Этим пусть занимаются те, кто не умеет драться. А мы займем все важные позиции, а из самострелов постараемся поджечь самбуки. Глядишь — отобьемся.

— Что-то набирается, — усмехнулся Мастер.

— Хорошая идея, — Морской Еж хлопнул меня по плечу.

Целый день прошел в томительном ожидании нападения. Солнце изредка выглядывало из-за рваных туч, чтобы снова скрыться в свинцовой тяжести клубящихся масс. Море еще грозно шевелило водяные валы, легко подкидывая наш корабль в своих мягких ладонях. Капитан безотрывно смотрел вперед, отыскивая что-то, ведомое только ему.

Брюнхильда зашла в нашу каюту, когда я там находился один. Старуха, видно, специально выждала момент, когда Мастер ушел на палубу по своим делам. С непроницаемым видом она подошла ко мне, внимательно посмотрела на стоящие в изголовье ножны, и негромко заговорила:

— Мальчик мой, все рассуждения о возможности и невозможности нападения пиратов меня совершенно не трогают и не волнуют. Я свое пожила, и могу уходить спокойно к предкам. Совесть моя тоже чиста, и ты это знаешь. Род Вадигоров может быть спокоен за своего потомка. Ты должен возродить славу, незаслуженно забытую, очерненную и опозоренную. Я много сделала для того, чтобы ты мог требовать себе корону Ваграма. Пусть Женнис не городит чепухи, что твое право приведет тебя на эшафот. Иди до конца, требуй свое!

— Я дал Лации слово, что не посягну на ее власть, — я рывком поднялся и в упор посмотрел на старуху, как она поведет себя. — И сдержу его.

— Благородство всегда подводило Вадигоров, — поджала губы Брюнхильда, — отчего они и потерпели поражение. Ты любишь Лацию — я это вижу ясно. Сердце не обманешь, и это мне знакомо. Но подумай хорошо, а что даст тебе союз с королевой Ваграма?

— Власть, взятую законно. И Лация не отрубит мне голову, — я задумался не о том, что мне может грозить в случае нарушения договора, а о нашем последнем вечере. Накатила тоска. — Мы будем жить долго и счастливо, а наши дети станут основателями нового рода, свободного от мести и страха за свою жизнь.

Брюнхильда с жалостью посмотрела на меня, и ее ладонь неожиданно для меня легла на мою макушку. Она пригладила волосы, а потом морщинистая длань скользнула по щеке. Я замер.

— Ты плачешь?

— Нет, скучаю. Ты не знаешь, как мне тяжело. Наша встреча должна была закончиться ударом топора палача. Но вышло все иначе. Так зачем жалеть об этом?

— Тоже правильно. Вижу: это твоя судьба, да и ее тоже, впрочем.

— Не судьба, а мое решение. Когда-нибудь я вернусь в Одем,… когда пойму, что мне нужно.