Сэру Филиппу, с любовью
Шрифт:
Порой Филиппа беспокоило, что такое состояние не совсем нормально, и, чтобы избавиться от этого, он пытался завязать хоть какой-то контакт с миром, лежащим за стенами его дома. Поэтому, получив письмо с соболезнованиями от некой мисс Элоизы Бриджертон, он словно ухватился за ниточку, связывающую его с таинственной незнакомкой из внешнего мира. Ответ на письмо мисс Бриджертон, в свою очередь, повлек ее ответ… и так продолжалось полгода, пока Филипп, наконец, не осмелел настолько, что решился сделать своей корреспондентке не то чтобы предложение, но нечто очень
Филипп нахмурился. Загадочная незнакомка Элоиза Бриджертон была, если разобраться, не такой уж и загадочной: из ее писем у Филиппа сложился образ открытой, бесхитростной и какой-то очень солнечной девушки. После вечно пребывающей в меланхолии Марины такая жена стала бы для него настоящим лучом света.
Филипп натянул грубоватую холщовую рубаху — этот день он собирался провести в оранжерее, с головой погрузившись в работу, а следовательно, не было смысла одеваться иначе. Но, как ни пытался Филипп сосредоточиться на мыслях о растениях и семенах, в голову упорно лезло другое. Почему все-таки эта Элоиза стала отдаляться от него? Уж не испугал ли он ее? А жаль, черт побери — лучшей кандидатки в жены Филипп не мог себе и представить. Впрочем, он заботится даже не о себе — детям срочно нужна мать, а то ему не всегда удается справляться с ними…
Филипп снова вздохнул. Эх, вот в этом-то и загвоздка… Какая женщина, взглянув хотя бы раз на этих маленьких монстров, согласится стать для них нянькой на всю жизнь — или, по крайней мере, до тех пор, пока они не повзрослеют.
Мисс Бриджертон двадцать восемь лет, и, судя по всему, она не замужем. Возможно, она уже отчаялась найти мужа, если переписывалась целый год с практически незнакомым мужчиной. А почему он ей, собственно, не пара? У него обширное поместье, он далеко не беден, и ему всего тридцать лет. Неужели ей этого недостаточно?
Ругаясь себе под нос, Филипп натянул шерстяные брюки, в которых обычно работал. Стало быть, мисс Бриджертон нужен лучший муж, если она не сочла Филиппа достойным даже того, чтобы отказать ему в письме…
Ба-бах!!!
Филипп с недоумением посмотрел на потолок. Откуда этот грохот? Несмотря на то что дому уже больше ста лет, он еще очень прочный… Дети, должно быть, уронили (а, скорее всего, нарочно бросили) нечто уж очень тяжелое, если заставили сотрясаться такой мощный потолок!
Ба-бах!!!
Новый грохот был еще громче прежнего. Но почему, собственно, он должен беспокоиться? Что бы там ни вытворяли дети, няня наверняка сейчас с ними, и приструнить их — ее обязанность. Иначе за что же он ей платит? А он уже через минуту наденет ботинки и выйдет из дома, и совесть его будет чиста, словно он ничего и не слышал — кто сможет сказать, раньше или позже он покинул дом, чем раздался грохот? С глаз долой — из сердца вон!
Никогда еще, наверное, Филипп не надевал ботинки столь быстро. Через минуту он уже сбегал по лестнице словно ошпаренный.
— Сэр
Черт побери! Дворецкий! Филипп сделал вид, что не слышит.
— Сэр Филипп!
— Проклятие! — пробормотал он себе под нос. Но не отвечать было невозможно, иначе слуги, чего доброго, решат, что хозяин оглох.
— В чем дело, Ганнинг? — проворчал Филипп, оборачиваясь. — Пожар?
— Вас желает видеть дама, сэр, — кашлянув, проговорил тот.
— Дама? — растерянно повторил Филипп. — Так это она здесь… э-э-э…
—
Грохочет? — пришел ему на помощь Ганнинг.
—
Да.
— Никак нет, это дети, сэр.
— Кто бы сомневался! — фыркнул Филипп. — Кто еще может так грохотать?
— Надеюсь, они ничего не сломали, сэр.
— Хотелось бы надеяться, но это было бы чудом.
— Вас желает видеть дама, сэр, — напомнил дворецкий. Филипп нахмурился. Как ему казалось, он никого сегодня не ждал. Кого еще черт принес в столь ранний час?
Ганнинг попробовал улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.
— Удивлены, сэр? Разве у нас никогда не было посетителей? Ганнинг служил в доме с незапамятных времен — еще задолго до рождения Филиппа — и привык обращаться с молодым барином почти запанибрата, как и большинство старых дворецких. Филипп давно привык к этому и уже не тешил себя надеждой что-либо изменить.
— Кто эта дама? — спросил он.
— Не знаю, сэр.
— Не знаете?
— Я не спрашивал, кто она такая, сэр.
— Не кажется ли вам, Ганнинг, что это входит в обязанности дворецкого?
— Спрашивать у гостей, кто они такие?
— Да.
“Пошли мне, Господи, терпения — еще пара минут подобного диалога, и меня хватит удар!”
— Я думал, — невозмутимо заявил тот, — вы сами выясните у нее это, сэр.
— Вы всерьез так думали, Ганнинг? — Филиппу казалось, что его покидают последние силы.
— В конце концов, она желает видеть вас, а не меня, сэр! Такая вольность со стороны дворецкого уже граничила с бунтом.
— Ганнинг, — стараясь не терять самообладания, проговорил Филипп, — все наши гости до сих пор желали видеть меня, а не вас. Но это не значит, что вы должны пренебрегать своими обязанностями.
— Вообще-то…
— Ладно, Ганнинг, хватит! — обреченно махнул рукой Филипп.
— Вообще-то в последнее время к нам никто не ездит, сэр. — Всем своим видом Ганнинг давал понять, что в их словесной битве победил именно он.
Филипп хотел было возразить, что к ним все-таки ездят, раз эта таинственная дама, к примеру, приехала, но препираться с Ганнингом не было смысла.
— Где она? — спросил Филипп.
— Я проводил ее в гостиную, сэр.
— Хорошо, — устало произнес Филипп, — я иду туда.
Лицо дворецкого вдруг ни с того ни с сего расплылось в улыбке. Филипп удивленно взглянул на него:
— С вами все в порядке, Ганнинг?
— Вроде бы да, сэр. А что?
— Да так, ничего, — пробормотал Филипп. Сказать Ганнингу, что его улыбка напоминает лошадиную, было бы все-таки не очень тактично.