Сервис с летальным исходом

Васина Нина Степановна

Он осторожно приоткрыл дверцу комода и только тогда почувствовал страх. Нет, он не сошел с ума и не попал в параллельный мир своих страшных снов — кто-то не успел разложить вещи аккуратно. Кто-то просто сгребал их с пола и засовывал ворохом в тумбочки и комод, этот кто-то очень спешил, изображая в доме покой и порядок, и этот кто-то, конечно же, был человеком!..

Не заботясь больше о производимом шуме, Коля Сидоркин, стуча пяткой в пол и подвывая от боли при каждом шаге, бросился в ванную, закрыл за собой дверь и еще долго-долго изо всех сил держал ручку двери, чтобы ее нельзя было открыть с той стороны, долго-долго… пока не сполз в изнеможении

на пол и не поддался спасительной пелене обморока.

ОБМОРОК

Внизу, в кухне, кто-то ходит. Если перестать дышать, то можно проследить эти шаги… Вот этот кто-то подошел к лестнице. Поднимается. Где-то плачет ребенок или опять мерещится? Шаги совсем рядом, спокойные уверенные шаги, так не ходит маньяк-убийца!.. Опять крикнул ребенок, теперь это было слишком громко для привидения. Шаги… Плач ребенка… Шаги пошли в спальню, Коля приоткрыл дверь ванной, но ничего не увидел. Обнаружил этот кто-то детей или нет?.. Вот! Опять этот странный звук, от которого волосы становятся дыбом и в голову лезут мысли о вампирах, сосущих кровь!.. Лучше закрыть дверь… Коля отполз в угол комнаты и затаился за умывальником, выставив вперед больную ногу, которая к этому времени сильно распухла, затопив отечностью щиколотку.

Опять шаги… Почему так страшно? Чего я боюсь? В конце концов, это ведь может быть только человек, только люди так ходят!.. Ну, убьет он меня или высосет кровь, как только что высосал с причмокиванием из детей, ну и что?! Я тоже стану вампиром, не нужно будет больше ни о чем беспокоиться, и Ляля станет не нужна, и мама с отцом, что они смогут поделать, если я каждое утро буду укладываться в гроб в подвале!..

От жалости к себе и к родителям, Коля тихонечко завыл, уже не в силах громко кричать или плакать. Он опять услышал шаги совсем рядом с ванной, Коля от ужаса и боли настолько обессилел, что все, на что был способен его организм, — это представить в подробностях мерзкого полуистлевшего вампира — почему-то старого, с выступающими желтыми клыками. Ручка повернулась… Коля обреченно смотрел на дверь, уговаривая себя не сопротивляться укусу желтых клыков, но то, что появилось в двери, оказалось куда страшней самых отвратительных фантазий: в проеме образовалась странная особь, совершенно голая, с нелепо обритой головой и огромными грудями, явно превосходящими по размеру “самые большие сиськи клуба”, принадлежащие ночной стриптизерше Ульяне и приобретенные ею, как злословили другие ночные стриптизерши, не без помощи убийцы-силикона. Существо это приподняло свои груди обеими руками повыше и ласковым голосом пропело: “Не плачь, мальчик, сейчас я тебя покормлю, иди ко мне, ма-а-а-алень-кий…”

Дин-дон… Дин-дон… Стучит колокольчик, у пагоды опадают с веток цветки японской вишни, в розовой рассветной воде, засыпанной лепестками, стоят цапли и высматривают проплывающих под водой изумрудных лягушек… Стуча деревянными подошвами, бегут по мостику дети — друг за другом… бук-бук-бук… А колокольчик — дин-дон… подошвы — бук-бук-бук… как громко!..

Только приоткрыв глаза, Коля понимает, что нет ни пагоды, ни вишни, ни пруда, куда она осыпается, нет детей на мостике, это звонят и стучат в дверь.

Над головой вдруг возникает спокойное женское лицо в обрамлении белых волос, на грудь Коле кладут что-то теплое и мягкое — он, покосившись, видит, что это запеленатый спящий младенец, и отодвигает руку, чтобы младенец очутился под мышкой, потому что так Коле подсказывает собственная память нерожденного: удобней всего, если со всех сторон тебя

охватывает теплый мир, держит, прижимает к себе… А потом вдруг между ног пробралась маленькая девочка и замерла, скорчившись, уложив свою головку на низ его живота, и Коля тоже замер, расставив ноги и боясь пошевелиться, почти счастливый от детского тепла, и невидимая ему рука натянула одеяло на голову, закрывая этот несносно громкий и яркий мир блаженной темнотой.

ЗАПАДНЯ

Последний взгляд в зеркало. Халат коротковат, парик набекрень, темные шпионские очки… Иду! Так, что я скажу?.. Как меня зовут?.. Сквозь рифленое стекло кухонной двери я вижу три силуэта. Кто-то уже стучит по двери ногой, придется открыть.

А на улице — снег!

Я смотрю поверх голов троих мужчин, я ловлю глазами ускользающий полет снежинки, потом обнаруживаю одну очень крупную и идеально вырезанную — на синем рукаве одного из гостей — и замираю, приказав им не дышать, но снежинка тает от нашего пристального внимания…

— Телефонный узел! — в третий раз настойчиво повторяет мужчина, чья темно-синяя куртка лучше всего притягивает снежинки.

— Мастера вызывали? — интересуется еще один обладатель такой же куртки, он с чемоданчиком.

— Это я вызвал телефонщиков, — с готовностью сообщает третий мужчина, на его лице озабоченность сменяется облегчением и готовностью все немедленно объяснить. А на бедре у него виснет напоминанием о грядущих неприятностях черная кобура. — Понимаете, ваш гость вчера показался мне странным, юноша был не в себе, а может быть, пьян, а я как раз дежурил, когда он искал телефон, а вы, оказывается, дома, это очень хорошо, вот, передайте, пожалуйста, мужу, мы с ним договаривались, это капли для горла.

Молча протягиваю ладонь и сжимаю пузырек темного стекла. Так, надо сообразить, где у меня муж…

— А муж уехал к родне, у него кто-то приболел, — говорю я шепотом и отхожу в сторону, чтобы пропустить троицу.

— Воняет тут у вас, однако! Жженой проводкой! Следите за проводами? — громко интересуется один из телефонных мастеров, накинувшись в кухне на розетку.

— Не, не проводкой это воняет, — успокаивает меня другой монтер. — Так воняет, когда на кабанчике щетину опаливают. А вы почему шепчете?

— Дети спят, — шепотом сообщаю я.

— А мои при любом шуме спят! — орет он в упоении, раскурочивая телефонный аппарат. — Мы с женой так договорились, что не будем приучать их к тишине. У нас с утра до вечера музыка орет, и телевизор, так что и поговорить не всегда удается, зато пусть привыкают! А потому что жизнь какая тяжелая! — кричит он, наклонившись ко мне. — Где разводка?

— Разводка?.. — Я приоткрыла дверь в ванную рядом с кухней и в ужасе ее захлопнула.

— Разводка у них в подвале, здесь во всех коттеджах так, — сообщает гость с кобурой. — Хозяин сам все сделал, он, не смотрите, что певец, — рукастый, на зависть любому монтеру!

Стуча ботинками, все трое спускаются в подвал.

Я бросилась к одежде на вешалке. Обшарила карманы мужской куртки, так, мелочь всякая, потом — женского пальто, вообще — ни копейки! Если я дам монтерам за усердие зеленую сотню (а других денег у меня нет), значит, в этот дом на днях пожалуют или грабители, или милиция… Так, стоп, а невменяемый юноша, которого я только что замаскировала под двумя одеялами? Точно помню, в ванной на нем была куртка… Куртка! Быстро поднимаюсь на второй этаж. Куртка валяется на полу в коридоре, посмотрим… Телефон и тысяча пятьсот рублей сотенными, какое счастье!