Сервис с летальным исходом
Шрифт:
— Нет, — он мнется, потом решается посмотреть на меня. — Есть одна. Из домашнего альбома. Года полтора назад мы все ездили на рыбалку.
— Покажи.
К моему удивлению, Коля наклоняется и лезет… в гипс!
Фотография ламинирована и надежно упрятана. Никакой рассветный сантехник не выманит ее даже под пытками. Она маленькая, цветная, я вглядываюсь в веселые лица удалой компании с удочками и вижу, что Коля один не улыбается.
— Вторая слева — Ляля. Я тогда, конечно, ее не очень замечал… В смысле… —
— А когда? Когда заметил? Подожди, дай подумаю… — смотрю в потолок, пока лицо с фотографии не размывается по нему бесследно стаявшим мазком. — Она стала приезжать к вам в гости, грустить и плакать, делая вид, что скрывает от тебя слезы, потом вдруг — истерикой — откровение: муж изменяет.
— Да все не так было, — улыбается Коля. — Она приехала за две недели до родов рожать в Москву.
— Рожать?!
Вот это полет фантазии!
— Ладно, она приехала рожать… Нет, я не могу так, — от волнения я залпом выпила коктейль. — Это что же получается, что ты соблазнил беременную тетушку за две недели до родов?
— Ничего не получается. Это было очень естественно, и потом, если бы не японский ресторан, ничего бы не было.
— Вы там ели фугу?! — подпрыгнула я.
— Чего? — не понял Коля. — Она там ела вареную рыбу, а я смотрел на нее, а она укладывала мне на колени свои ноги, потому что они отекали, еще она играла на дудочке…
— С дудочкой перебор, — перебиваю его я. — Ты сам-то не кажешься себе извращенцем? Только подумай, трахаться с одной женщиной на девятом месяце беременности и пить молоко из груди у другой, это же полный анамнез!
— Я с ней не трахался, и вообще… Хватит об этом.
— Нет, не хватит. У тебя что-то не стыкуется. Зачем такой женщине школьник, даже если в нем два метра роста и он умеет раздеваться под музыку? А?
— Мы столкнулись зрачками, — перед моим лицом Коля медленно соединяет два указательных пальца и тычет ими друг в друга несколько раз. — Она приехала под утро, а у меня вечеринка была, по всей квартире развешаны надутые презервативы, а на люстре — заяц, ребята в него стреляли из воздушки…
— Кровищи, небось! — мечтательно замечаю я.
— А она, как увидела ружье, сразу вот так руками закрыла живот, понимаешь? — Коля не обращает внимания на мой сарказм. — Этот ее жест, эта условность намерения, игрушечный заяц, ружье, ее серьезность, а потом она попросила меня с ней спать.
— Потому что некоторые женщины совершенно сдвигаются на сексе, когда у них живот становится большим?
— Нет, потому что ей было страшно!
— И ты лежал рядом, а она держала тебя за руку…
— За два пальца, — перебивает Коля.
Смотрю на его пальцы и понимаю, что их еще можно обхватить, а вот всю ручищу, пожалуй, вряд ли…
— Ладно, за два пальца, и ты не спал, стерег ее сон, и дергающийся в
— Откуда ты знаешь? — Коля восхищен.
— И каждый вечер вы шли по освещенным газовыми фонарями узким улочкам Зурбагана…
— На Краснопресненскую, второй переулок от метро.
— В кафе у моря…
— В японский ресторан.
— Чтобы есть там вареную рыбу, и толстый японец играл на дудочке…
— У него передние зубы как у кролика!
— И она скидывала туфли и укладывала ноги тебе на колени, и ты мял ей ступни… Ты возбуждался?
— Да. И она трогала ступнями мой член сквозь джинсы. Достаточно?! — кричит Коля и тут же совершенно спокойно, не дрогнувшей рукой выключает газ и идет слить воду из кастрюли.
— Отлично. И вот она тебе говорит как-то. Давай, говорит, избавимся от моего мужа и будем жить вместе долго и счастливо. Нет, подожди, она же должна была родить…
— Родила мальчика, — Коля кивает на корзину.
— Подожди, я не могу придумать, как только что родившая женщина говорит своему юному возлюбленному о муже, о любви, а у нее молоко прибывает.
— Очень просто говорит, — Коля раскладывает картошку на три тарелки. — Она просит меня не звонить, потерпеть месяца два-три, пока сама все не устроит. Я и ждал, как дурак. А потом стало совсем невмоготу, и я сказал родителям, что уезжаю. И позвонил ей по глупости. А трубку взял дядя Антон.
— А он стр-р-р-рашно ревнив! — рычу я, обмазывая Сюше половинку картофелины красной икрой. — Богат, красив, ревнив и еще поет.
— Ляля говорила, что он собственник. Свое никогда не отдаст. Она говорила, что он ее убьет, если почувствует угрозу потери. Так и случилось.
— Ты позвонил, и участь Ляли была решена. Ты что, проговорился по телефону?
— Я был в невменяемом состоянии, мог сказать лишнее.
— Ладно, ты бросился на первую же электричку…
— Я спешил к открытию метро.
— Приехал в этот дом…
— А тут все тихо, как в могиле.
— И обнаружил труп своей любимой?
— Сначала я обнаружил труп дяди Антона. Он лежал в спальне, половина тела под кроватью. Я его еле вытащил, для этого пришлось приподнимать кровать и засовывать книгу…
— Застрелен? — я спешу ускорить конец истории, потому что от еды меня совсем разморило.
— Нет, я уже говорил, колотая рана в шею.
— Это что же получается? Твоя нежная возлюбленная заколола своего мужа, а потом еще придавила его супружеской кроватью, подняв ее одной левой?
— Ничего не получается. Она этого не делала, потому что уже была задушена и спрятана в шкафу. Она вывалилась на меня, когда я искал детей и открыл дверцу.
Коля разволновался. Стало неинтересно. Это уже не игра, а какое-то чистосердечное признание.