Серые братья

Шервуд Том

– К удаче! – громко сказа он, на что горбун с досадою кашлянул, а слепец, собрав возвращённые ему пачечки, достал вовсе уж неуместные здесь предметы: молоток и длинный, в три грани кованный гвоздь. Бэнсон опытным взглядом приметил, что грани были остро наточены.

Тот же, мимо которого пробежала ящерица, снова взял в руки свёрток и, надорвав обёртку, обнажил новенькие, мелованного картона игральные карты. Наскоро стасовав, он выложил их в три ряда.

– Пятая! – крикнул горбун, и после этого все по очереди так же стали называть цифры.

«Счастливчик» брал указываемые карты

и складывал их в стопку. Когда в его руки вернулась последняя, он передал стопку слепцу. Тот наощупь, над самым столом – чтобы никто не увидел картинку на нижней карте – старательно перетасовал. И затем всё повторилось: три ряда, цифры по очереди, и затем раздались голоса:

– Стасовано!

– Стасовано!..

И вдруг кто-то сказал:

– Ещё раз!

«Счастливчик» безропотно разложил по столу всю колоду и слепец снова, по указаниям в очередь, всю собрал. После этого уже все сказали «стасовано». И тогда слепец продвинул колоду в центр стола. Там, наставив гвоздь, несильно взмахивая молотком, пробил её насквозь и пришпилил к столешнице. И вдруг повисла мёртвая тишина! Её особенно подчёркивал шаркающий в отдалении шорох шагов удаляющегося слепого. У горбуна нервно дрожали длинные, суставчатые, похожие на паучьи, тонкие пальцы.

– Что же, – дребезжащим взволнованным голосом разбил тишину горбун. – Антэ [5] – по пять гиней?

И тотчас, как расколдованные, сидящие за столом зашевелились и завздыхали. Застучали крышки стоящих у ног сундуков. На стол посыпалось золото. Когда звон монет прекратился, тот, вблизи которого пробежала ящерица, медленно протянул руку к колоде и, отслоив от неё верхнюю карту, потянул на себя, разрывая её от центра до края об одну из граней гвоздя. Остальные – по часовой стрелке – так же вытянули себе по одной карте. Так, в безмолвии, нарушаемом лишь шелестом учащённого дыхания, сидящие за столом набрали в цепкие руки по пять рваных карт. Всмотревшись в них, стали обмениваться короткими, но, очевидно, полными значения фразами:

5

Антэ– начальная, равная для всех участников ставка.

– Играю.

– Мне – две (и, отложив поближе к золоту две свои карты, сказавший это протянул руку и оторвал две новые – на замену).

– Одну. (И оторвал одну.)

– Четыре. (Это Дюк.) «Ого!» – непроизвольно отреагировал кто-то.

– Пас.

– Пас.

– Играю.

Двое сказавших «пас» заученным, небрежным движением отодвинули свои карты и с интересом, и не без зависти посматривая на оставшихся игроков, стали переговариваться:

– Двое играют на своих! [6] Похоже, и у одного, и у второго сильный приход.

6

Имелось в виду – на своих первоначальных пяти картах, без замены.

– Мистер Крэк поменял лишь одну. Значит,

в четырёх оставленных игра уже есть.

– Жирондон взял две. Тут – сомнительно…

– Нет, но Дюк! Он же никогда не рискует, а тут – сбросил четыре!

– Дюк, похоже, надеется на свой талисман.

– Это какой же?

– Да тот, что за его спиной сидит. Громила. Шрам на щеке – как будто от пули.

– Это не «Громила», – отозвался, не отрывая взгляда от карт, раскрасневшийся Дюк. – Это «Змей».

– Прозвище построено на том, какой он коварный?

– Нет. На том, как он жалит.

– Жалом с ядом? – сыронизировал кто-то.

– Нет. Летучими шпагами.

Между тем взявшие себе дополнительные карты заплатили за них (холмик золота в центре стола увеличился), и, подняв лица, стали смотреть друг другу в глаза.

– Десять гиней! – проскрипел горбун, двигая к золотой грудке со ставками невысокий столбик монет.

– Уравниваю и добавляю пять, – произнёс Жирондон.

– Уравниваю, – сказал Сонливец. – Обратите внимание – кладу пятнадцать.

– Уравниваю и добавляю десять! – с нервной, пульсирующей, и оттого дёргающей всё лицо улыбкой, проговорил Дюк. – Обратите внимание – кладу двадцать пять.

– Пас, – недовольно сказал последний и бросил карты, с тоской посмотрев на свою поставленную на кон горочку золота.

– О-хо!! – злорадно воскликнул Горбун. – Монтгомери сказал «пас»!

– Итак? – спросил Дюк, поочерёдно глядя на оставшихся троих соперников.

– Пас, – сказал Жирондон и отложил карты.

– Пас, – с усилием сглотнув, сказал и Сонливец.

– Уравниваю до двадцати пяти и вскрываю! – прошипел злорадно горбун.

Добавив денег, он с торжествующей улыбкой открыл карты.

– А! – А! – А! – с одобрением и в то же время многозначительно отреагировал один из выбывших в самом начале игроков. – Не зря мистер Крэк заменил только одну.

– Карэ! – сообщил победно горбун. – Заменил одну, да и ту мог просто выбросить! Вот они, с самого начала пришли – все четыре!

На столе перед ним лежали четыре дамы, и отдельно – семёрка пик.

– Карэ, мистер Крэк, – произнёс Дюк, – это весомо. Только вы, вероятно, считаете, что если меняешь целых четыре карты – то неизменно приходит всякая подлая мелочь? Да, такая ко мне и пришла. Но как пришла, обратите внимание!

И Дюк, под хор стонов и восклицаний открыл «мелочь»: двойку, тройку, четвёрку, пятёрку – и туза. Даже неопытный в карточных играх Бэнсон сообразил, что это очень весомо, так как все карты были одной, помеченной красными сердечками, масти.

– Стрит-флэш! – отчаянно простонал горбун. – Мои деньги!!

– Успокойтесь, владелец «карэ»! – сказал раскрасневшийся Дюк, сгребая со стола золото и сбрасывая его вниз, в свой сундук. – В любви повезёт.

– Как хорошо, что я поосторожничал! – вскричал Жирондон, переворачивая свои карты картинками вверх.

– О, фулл! – оживился Сонливец. – И у меня!

Он выложил свои карты рядом с картами Жирондона, и если у того было три короля и две десятки, то у Сонливца – три восьмёрки и два туза.