Серые пустоши жизни. Оригинальная БДСМ-версия.
Шрифт:
– Но ведь основой всего был ваш метод! – испуганно возразил Гадал, сообразив, что снова засветился.
– Хорошо, пусть так, – согласился с ним маг. – Но все дальнейшее – ваше! Значит мы с вами – соавторы. Метод нужно как можно быстрее вводить в обращение, и я заявлю о нем сейчас же. Я также буду счастлив поделиться с вами всеми своими знаниями, вы сумеете ими воспользоваться правильно.
– Вот за это спасибо! – улыбнулся ему Гадал. – А внедрение? Внедряйте, если считаете нужным. Мне это безразлично.
– Зря, очень зря, молодой человек! Ведь это, между прочим, деньги и деньги немалые. Совет не поскупится.
– Но мне действительно все равно! Если бы они в награду дали мне доступ в Главную библиотеку Башни…
– Вы думаете, у меня есть туда доступ? – грустно усмехнулся маг. – Только члены Совета и их особо доверенные лица могут входить туда… Ведь там хранятся запретные книги, могущие смутить умы…
– Жаль… – вздохнул Гадал. – Мне бы только пролистать эти книги…
– И вы все унесесете в своей голове,– захихикал преподаватель. – Не спешите, как на пожар, молодой человек. Все у вас будет, и все получится.
– Спасибо, – кивнул ему юноша и вернулся на свое место, только сейчас обратив внимание на изумленные лица своих сокурсников.
Маг тем временем обернулся к стене и произнес короткое, глухо звучавшее заклинание. Стена потемнела и на всех глянули блеклые глаза Верховного Мага.
– Что случилось, магистр Тариус? – спросил он своим обычным скрипучим голосом. – Почему срочный вызов?
– Хочу сообщить вам, Верховный, – оживленно заговорил тот, – что более ни одного мага не погибнет от неправильного использования векторизации Огня. Совершено открытие!
– Это очень приятная новость, – поднялись кверху брови Фолерга. – Кто автор? Вы?
– Нет. Но формула выведена на основании моего метода, так что я являюсь полноправным соавтором. Однако сам вывод сделан не мной.
– А кем же? – удивился Верховный Маг. – Вы, по-моему, лучший знаток магоматики из всех, кого я знаю.
– Похоже, что появился кое-кто получше меня… – тихонько рассмеялся магистр Тариус. – Новая формула выведена поступившим вчера студиозусом, учеником Магистра Книги.
– Вот даже значит как? – прищурился Фолерг, в его взгляде читалась легкая досада. Он у упор посмотрел на Гадала, и в глазах старика прямо таки читалось: «Похоже, что я недооценил тебя, мальчишка…». Юноша вернул ему наполненный ненавистью взгляд, и старый маг довольно ухмыльнулся.
– Молодой человек, – обратился он после нескольких минут напряженного молчания, – не согласитесь ли вы перенести нашу встречу на завтра? Также на семь вечера?
– Как вам будет угодно, Верховный, – сухо ответил ему Гадал, и Фолерг отключился.
– Да мы увлеклись! – разнесся в аудитории веселый голос магистра Тариуса. – Время занятий давно уже закончилось! Вы уж простите старика, господа студиозусы, слишком уж интересный случай попался… Все свободны! До встречи через неделю.
Затем он подошел к Гадалу, положил ему руку на плечо и сказал:
– А вас, молодой человек, я бы очень хотел видеть у себя в гостях. У меня есть масса интереснейших и очень редких книг по магоматике и мистике. По вечерам я всегда дома. Квартира у меня прямо в Академии, спросите у привратника, он вам подскажет, как найти.
– Спасибо, – искренне улыбнулся ему юноша, которому понравился этот по-детски увлеченный своим делом маг. – Буду рад при первой же возможности.
Магистр Тариус тоже улыбнулся и покинул аудиторию. Вслед за ним постепенно потянулись весьма удивленные сегодняшними событиями студиозусы. Некоторые задерживались и, пытаясь наладить контакт со странным и потрясшим их воображение новичком, заговаривали с ним, но Гадал на все вопросы отвечал односложно, и всем своим видом демонстрировал нежелание разговаривать. Студиозусы поняли это и постепенно разошлись. Вскоре в аудитории кроме него осталась только хромая девушка-герцогиня. Она некоторое время внимательно рассматривала Гадала и он почему-то чувствовал себя под ее взглядом весьма и весьма неуютно. Так прошло несколько минут и юноша, нервно поежившись, начал собирать свои книги. Тогда девушка встала и подошла к нему и сказала:
– Зря вы так ведете себя, господин Гадал.
– Что же не так? – искривил губы он.
– А то, что сейчас не важно, кем мы все были раньше, теперь мы все – маги. То, что было в прошлом, в Серой Башне не имеет никакого значения и никого не интересует.
– Для вас может это и не имеет значения, – скрежетнул зубами Гадал, припомнив некоторые «игры» молодых дворян у них в Олтияре, перед глазами его вновь встала госпожа Сторгах, лично подвешивающая рабов для очередной «композиции». – А я вот никогда не смогу забыть…
– Вы думаете, – с горечью спросила его девушка, – что только вы, раз побывали в рабстве, испытали горе и боль? Так вы ошибаетесь…
– Да что у вас могло быть?! Герцогиня!
Последнее слово юноша буквально выплюнул, выплюнул с таким презрением и ненавистью, что девушка отшатнулась и побледнела, лицо ее помертвело, во взгляде появились боль и обида.
– Герцогиня… – глухо повторила она. – Да знали бы вы, каким кошмаром для меня это герцогство обернулось! Да я жива еще только потому, что у меня от боли Дар прорвался! Почему, вы думаете, я хромаю? Да у меня же все тазовые кости в мелкую крошку раздроблены были! Эх вы…
И из ее глаз закапали слезы. Гадалу стало немного неловко, но тут же взбухший гнев смыл эту неловкость проточной водой.
– И что же случилось? – язвительно спросил он. – С лошадки, небось, упали, когда жертву для новой «композиции» загоняли?
Девушка отшатнулась от него, как будто ее ударили. На лице появилось выражение несправедливо обиженного ребенка. Она с минуту помолчала, затем очень тихо сказала:
– А вы недобрый человек, господин Гадал…
После чего повернулась и, едва ковыляя, пошла к выходу. У самых дверей снова повернула к нему заплаканное лицо и сквозь слезы с трудом выговорила:
– Кости мне, чтобы вы знали, медленно, в течение недели дробили… Да еще и сознание терять не давали, чтобы все чувствовала. Эх вы, а я то думала, что человек прошедший беду, способен понять…
Сказав это, девушка утерла слезы и с трудом поковыляла прочь. Когда до Гадала дошел смысл ее слов, стыд ожег его, будто плетью. Это что же получается, он так обидел несчастную, искалеченную какими-то подонками девушку? И за что? Она ведь лично ему ничего плохого не сделала… Быстро собрав свои книги, он побежал вслед за ней, горя от стыда и желая извиниться. Девушка хромала куда сильнее обычного и тихо всхлипывала на ходу. Гадалу стало совсем не по себе от этого тихого безнадежного плача – видимо, разговор с ним заставил бедняжку вспомнить все то, что с ней сотворили.