Серый туман
Шрифт:
– Встань с пола!
– приказал он.
– Подними кресло и сядь, - он дождался, пока Шварцман исполнит приказанное.
– Теперь слушай меня очень внимательно. Слушай и запоминай!
Он пронзил начальника своей тайной полиции взглядом.
– Первое. С этого момента забудь про свою двойную игру. Ты считал меня идиотом… - он нетерпеливо махнул рукой в ответ на протестующее движение Шварцмана.
– Ты считал меня идиотом, потому что я, как ты думал, положился на единственный источник информации - на тебя, сукиного сына. Только я не идиот. Дуболом со своими обязанностями справляется ничуть не хуже некоторых. Если потребуется, я ликвидирую все спецотделы канцелярии… вместе с тобой, и наштампую еще десяток спецслужб. Но кому-то одному кормить себя дезой не позволю, и не надейся. Это второе. Третье. Ты, скотина, пытался меня нае…ть, и не надейся, что я забуду. Полного доверия тебе уже не видать, да, впрочем, его никогда и не было. Но заслужить почетную пенсию вместо пули в лоб ты еще можешь, и это четвертое.
Треморов наклонился вперед.
– Когда-то нужно провести выборы. Надеюсь, ты за своими играми этого не забыл? И не так, как раньше, когда один народный кандидат, одна подставка и сто процентов моих голосов. Внешняя политика не позволяет. Мне нужны конкуренты - молодые и энергичные, чтобы могли набрать десять-двенадцать процентов в сумме. Ставлю тебе задачу: найти таких и на выборах обеспечить нужный результат, чтобы сахариты перестали мне тыкать моей недемократичностью. Но не перестарайся. Например, тот паренек, которого ты подставил неудачно, вполне может сгодиться, - он раздраженно отмахнулся от пытающегося что-то сказать Шварцмана.
– Не хочешь его - найди кого-то еще, но чтобы все выглядело натурально.
– Дальше. С Хранителями твоими хреновыми. То, что они с нами в кошки-мышки играют - это дураку ясно. То, что могут они многое, что нам и не снилось, это тоже понятно. Поэтому ты должен сделать так, чтобы они работали с нами и на нас. Мне уже неинтересно, кто они, откуда взялись и чего хотят. Обещай им власть, славу, золотые горы, человеческие жертвоприношения или трахни себя публично в задницу - мне все равно, но они должны полностью оказаться на нашей стороне или хотя бы не мешаться под ногами. А там посмотрим. Посмотрим… - Председатель достал из ящика стола пачку сигарет, сунул одну в рот, щелкнул зажигалкой и испытующе поглядел на Шварцмана.
– Ты мне ничего сказать не хочешь?
– Н… нет, - Шварцман поднялся со стула и встал навытяжку, насколько ему позволило его брюхо.
– Никак нет. То есть…
– Что еще?
– недовольно нахмурился Треморов.
Шварцман несколько секунд, колеблясь, смотрел на него. Затем, будто в нем что-то щелкнуло, он заговорил.
– Шеф… Алекс… прости, что так тебя называю, но один раз, в память о старой дружбе… - Его голос сорвался.
– Алекс, мне страшно. Не тебя я боюсь, ты меня хоть десять раз к стенке поставить можешь. Но… я не знаю, кто эти Хранители, откуда они пришли - с другой планеты или из другого мира, но я знаю одно - они не люди. Они - Сила. Нам не удастся их приручить, заставить работать на себя, это все детские игры по сравнению с тем, что они могут… Алекс, они хотят власти, и нам - я имею в виду всех людей, все человечество, не только Ростанию, но и Сахару, Американскую гряду, Австралийский архипелаг или кого еще, так вот, нам от этого будет плохо. Прости, что я так сумбурно выражаюсь, но, когда я пообщался с ними… Мне третью неделю снятся кошмары. Они - они страшная сила, они нас сожрут с потрохами, они…
Заметив, что почти впал в истерику, начальник тайной полиции осекся.
Какое-то время Треморов испытующе смотрел на него. Внезапно он увидел, как тот постарел за последние месяцы, и его кольнула жалость. Но он тут же подавил в себе неуместное чувство. Шварцман ему нужен - по крайней мере, до выборов, и позволять ему расслабляться нельзя.
– Ох, Пашенька, янычар ты мой кровожадный… - Председатель укоризненно вздохнул.
– Стареешь, стареешь… О блаженной старости задумался, о том, как бы грехи свои искупить, да только без толку все это. Не искупить их тебе, когда руки в крови по локоть, если не выше. А насчет судеб человечества - не тебе о них размышлять. Об этом я подумаю, всеми любимый Председатель Народный, работа у меня такая. А тебе думать не положено, тебе исполнять надо, что прикажут. Понял?
– он испытующе поглядел на Шварцмана.
– Иди отсюда.
Двое сидят перед экраном. Впрочем, экран не нужен им так же, как и слова. Они молча переговариваются, и странным показалась бы постороннему эта сцена, эти двое, сидящие вполоборота друг к другу в почти полной тьме.
"Тебе не кажется, Скайтер, что со Шварцманом обошлись чересчур круто? Вторичные процессы у него, кажется, становятся все более и более деструктивными. Как бы корректировать не пришлось. Что ты ему поставил?"
"Обычный подавляющий ментоблок начального уровня. И не смотри на меня так укоризненно. Я не хуже тебя помню про критичность такого вмешательства, но выбора не оставалось. Не получался нужный контакт другими методами. Проблема в другом. Джао, ну кто бы мог подумать, что у старого негодяя, десятилетиями барахтающегося во власти и успешно выживающего на самой вершине, еще сохранилась совесть?"
Отпустив Шварцмана, Председатель несколько минут сидел, неподвижно уставившись в одну точку. Он знал своего подручного долго, слишком долго, чтобы остаться равнодушным к его эмоциям. За всю свою жизнь он еще ни разу не помнил его таким - даже тогда, когда они, сначала желторотыми юнцами, а потом и бывалыми людьми, терпели поражение в жестокой подковерной борьбе за власть. В те времена, спустя лишь несколько лет после смерти Железняка, когда проигравшим светила не ссылка почетным послом куда-нибудь на Австралийский архипелаг, как в нынешние изнеженные времена, а вьюга Конлага, железные нервы Шварцмана часто спасали их обоих. И редко когда он позволял своему лицу отразить хоть каплю из того моря эмоций, которые - Треморов знал это совершенно точно - случалось, переполняли их обоих.
Сейчас нравы смягчились - н-да, действительно смягчились, не любят вельможные чиновники жить под дамокловым мечом ссылки, мало чем отличающейся от каторги - но, как видно, нервы у однокашника тоже пришли в негодность. В любом случае, с этими Хранителями - чтоб им запнуться в темной подворотне!
– надо что-то делать. В отличие от Шварцмана, зачастую склонного к мистицизму, Треморов считал себя человеком практичным и решал проблемы всеми доступными ему средствами. В тот день, когда бледный как смерть начальник канцелярии вошел в его кабинет, сопровождаемый тем парнем - ну и дурное же погоняло, Скайтер!… какая, впрочем, разница… - Народный Председатель не испытал ничего, кроме злости. О да, когда он яростно заорал на впавшего в какой-то странный ступор Шварцмана, и у него самого вдруг подкосились ноги, пресекло дыхание и прихватило сердце, он испугался. Испугался не Хранителя, его загадочной силы, его брезгливой улыбочки, а того, что ненароком допустил ошибку, за которую придется расплатиться тем единственным, что нельзя исправить - своей смертью. Но сердце отпустило. Хранитель не собирался его убивать, и страх прошел. Осталась только злая ярость, которую не удалось излить на бедолагу Шварцмана, и эта ярость еще заставит Хранителя - всех их!
– пожалеть о том, что связались с ним.
Но пока… пока эти эмоции сидели глубоко внутри, дожидаясь того момента, когда смогут излиться на подходящую жертву. Сейчас Треморов оставался спокоен, спокоен тем ледяным самообладанием, которое всегда находило на него в подобных ситуациях. Со временем к нему пришло то, что у Пашки имелось с рождения. Да, Пашка, зараза, пора тебя менять. После выборов у моей канцелярии появится новый начальник. Вот кто бы? Дуболома я туда не посажу, хоть и обещал, точно, не посажу. Дурак он, пусть и преданный дурак, исполнительный. Кстати, о птичках…
– Не подошел?
– Треморов даже слегка наклонился к селектору, тщетно пытаясь вспомнить, как зовут его очередную секретаршу. Они менялись у него не реже чем раз в месяц, а иногда даже и через день - в зависимости от строптивости и его настроения. Эта появилась только утром, но Треморов уже прикидывал, как он проведет с ней вечер. Правда, девушка глядела дичком, но Председатель любил, когда сопротивляются.
– Дровосеков ожидает в приемной, Александр Владиславович, - тихо ответил селектор.
– Пригласить?