Серый туман
Шрифт:
– Да никто не собирается!… - вскидывается было Ведущая, но Фарлет не дает ей договорить.
– Я отправил официальный запрос на сбор Совета. Полагаю, проблему должно вынести на обсуждение не позже завтрашнего дня. А сейчас я прошу меня извинить…
Он откланивается и делает шаг к выходу. Туманное облако перехода окутывает его, и Хранитель исчезает.
– Ну вот, опять толковище… - досадливо морщится Лестер.
– Слушай, Суоко, ну зачем ты начала обсуждать работу на отдыхе? Будто и без того мало проблем. Ну, вы, девочки, как хотите, а я собираюсь вылезти из этой куклы, лично забраться на какой-нибудь уединенный пляж и до конца дня жариться на солнышке.
Несколькими мгновениями спустя исчезает и он.
– Я тоже, пожалуй, побегу, - пожимает плечами Стелла.
– Пока-пока. Зови, если что…
Оставшись в одиночестве, Ведущая несколько минут смотрит прямо перед собой, ожесточенно кусая губы. Потом поднимает голову:
– Робин, контакт!
"На связи, Суоко."
– Соедини-ка меня с Треморовым.
23
Народный Председатель по своему обыкновению был не в духе. Шварцман попытался припомнить, когда в последний раз видел Самого улыбающимся - или хотя бы довольным - и не смог. Возможно, полгода назад, когда на охоте завалил крупного кабана. А может быть, и нет…
– Что это такое?
– Народный Председатель постучал пальцем по столу, на котором лежали глянцевые плакаты.
– Предвыборная наглядная агитация, как положено по закону, - осторожно ответил Шварцман.
– Я принес образцы на просмотр. Решил, что, возможно, вам интересно взглянуть на конкурентов, - он позволил ехидной улыбочке на пару секунд появиться у него на губах.
– Все исполнено в лучшем стиле…
– Ты за идиота меня держишь?
– задумчиво поинтересовался Народный Председатель.
– Я и без тебя вижу, что… агитация, - он поморщился, как будто само слово оказалось на редкость неприятным на вкус.
– Я тебя спрашиваю, что это такое?
Шварцман посмотрел на плакат, на который указывал перст Народного Председателя. На плакате задумчиво улыбался Кислицын. Олег Захарович. Тридцати пяти лет от роду, борец с террористами и замминистра строительства. Окончил Сельхозакадемию с отличием, имеет пять благодарностей от начальства. Весьма перспективный молодой политик. О последнем, впрочем, плакат умалчивал, оставляя читателю возможность сделать нехитрый вывод самостоятельно.
– Это?
– удивленно переспросил начальник канцелярии.
– Это один из кандидатов, Кислицын, кажется, его фамилия. Неплохой парнишка, старательный. Помните, нам жмурик в свое время был нужен, да не вышло? Он это. Везунчик, далеко пойдет, если вовремя не остановим, - его лицо расплылось в многозначительной улыбке.
Народный Председатель не соизволил поддержать тон.
– Убрать!
– коротко приказал он.
– Чтобы я о нем больше не слышал, понял?
Шварцман ошарашенно открыл рот.
– Как так убрать?
– растерянно спросил он.
– Почему?
– Убрать молча, без шума, - терпеливо разъяснил Треморов.
– Или наоборот. Устрой ему какое-нибудь покушение. Например, недобитые в свое время террористы мстят за смерть товарищей. Мы же со своей стороны поклянемся усилить борьбу с ними и под шумок уберем еще кой-кого. Кто у нас, в конце концов, мастер-провокатор, ты или я? Зачем ты мой хлеб ешь, если я тебе такие вещи объяснять должен?
– Народный Председатель выбрался из кресла и неторопливо подошел к съежившемуся в кресле Шварцману.
– Все понял, или еще вопросы есть?
Начальник канцелярии с испугом смотрел на него.
– Но… почему?
– с трудом пролепетал он.
– Скандал ведь выйдет… Международный…
– Ах, скандал… - зловеще протянул Треморов.
– А вот про скандал у нас с тобой пойдет отдельный разговор. Скажи-ка мне, сукин ты сын, почему народ - мой народ, который за меня проголосовать должен!
– начал про нового Народного Председателя толковать? Мол, пора бы старому и в отставку, а на его место молодой да перспективный есть, Кислицыным прозывается. И Хранители ехидно эдак интересуются, уж не собираюсь ли я часом на пенсию? Дурак!
– гаркнул он во всю мощь своей глотки, так что Шварцман вздрогнул всем телом и съежился в своем кресле.
– Дурак ты или предатель, уж и не знаю, что для тебя хуже!
Народный Председатель прошелся по ковру взад и вперед, словно выбирая подходящий момент для прыжка на свою жертву.
– Ты хочешь сказать, что не знаешь, какие фортеля выкидывает этот твой кандидат? Не знаешь про митинг перед Управлением, на котором он языком трепал без всякой санкции? Не знаешь про его фокусы на последнем прямом эфире, где ерунду всякую нес? Не знаешь, как обо мне в разговорах отзывается? Не знаешь? Так почему же ты до сих пор моей канцелярией заведуешь, а не курятником в нархозе "Светлый Путь"?
– Треморов подхватил со стола стаканчик с карандашами и яростно швырнул его на пол. Жалобно звякнуло бьющееся стекло. Что-то много стаканов я перевожу в последнее время, мелькнуло в голове.
– Ну, что скажешь на это, советничек?
На Шварцмана было жалко смотреть. Он трясся как осиновый лист на ветру, разом утратив все свое достоинство.
– Нет, шеф… Не знал, шеф… - почти всхлипывал он в ужасе.
– Чесслово, не докладывали мне ничего такого… Не сообщили…
– Ах, не докладывали!
– в ярости заорал Треморов.
– Ах, не сообщили!
– Он подскочил к Шварцману, схватил за лацканы пиджака, вытащил из кресла и с наслаждением потряс. Что-то несильно укололо его в палец. Он зло отшвырнул заведующего канцелярией от себя, так что тот покатился по полу, и бросился к столу.
– Ну все, друг милый, кончилась твоя долгая и добросовестная служба. Хватит с меня. Можешь считать себя уволенным!
Он изо всех сил надавил скрытую под столешницей кнопку и секунд пять не отпускал ее. Распахнулась дверь, и в нее вошли два парня в строгих костюмах, под которыми угадывались атлетические мышцы.
– Убрать его, сами знаете куда, - брезгливо кивнул Народный Председатель на свою бывшую правую руку.
– И вызовите Дуб… Дровосекова.
Ярость туманила ему глаза, стало трудно дышать. Боль в уколотом мизинце вдруг стала невыносимой. Он взглянул на него и увидел на подушечке пальца микроскопическую каплю крови. Машинально стер ее о костюм. Сердце колотилось в грудной клетке, словно желая разорвать ее изнутри. Треморов обессиленно рухнул в кресло, и тут его взгляд упал на Шварцмана.
Тот стоял между двумя охранниками, но никакой растерянности или страха не ощущалось в его взгляде. Наоборот, наблюдалось в его глазах какое-то непонятное ожидание и… что-то еще. Торжество. Да, торжество. Треморов раскрыл рот, чтобы приказать раздавить эту пакость прямо здесь, в его кабинете, и ничего, что потом все отмывать придется, лишь бы знать что с этой паскудной гнидой покончено раз и навсегда… но из рта вырвался лишь нечленораздельный хрип. Глаза его заволок багровый туман. Тело Народного Председателя, несколько раз судорожно дернувшись, обмякло в кресле. Его глаза остекленели.