Серж Панин
Шрифт:
Вытерев слезы и еще не совсем оправившись от удара, поразившего ее прямо в сердце, она вышла. Пьер, совсем ошеломленный, остался один, жалея и в то же время осуждая эту бедную женщину, находившую еще в своей оскорбленной любви нелепое мужество молчать и безропотно покоряться.
Скрытый гнев овладел им. Чем Мишелина казалась слабее и боязливее, тем более он чувствовал себя сильным и энергичным.
Опомнившись после первой минуты безумия, Серж начал раздумывать. Ему хотелось знать, кто мог накрыть его, войдя туда. Была ли то госпожа Деварен, Мишелина или Кейроль? При мысли о последнем он содрогнулся, придумывая возможные результаты от своей неосторожности. Он вернулся, готовый бороться, если бы ему пришлось очутиться лицом к лицу с одним из заинтересованных в этом роковом приключении лиц, и решившись заставить молчать, если бы он имел дело с посторонним. Взяв лампу, вынесенную госпожою Деварен за минуту перед тем, он вошел в салон. Перед ним был Пьер.
Молодые люди смерили взглядом друг друга. Делярю угадал тревогу Сержа, а князь понял, какую вражду чувствует к нему Пьер. Он побледнел.
— Это вы входили? — сказал смело он.
— Да, — сказал Пьер сурово.
Не более секунды князь колебался. Очевидно, он искал приличной формы для объяснения заданного им вопроса. Не зная, как выразиться, он обратился к Пьеру с угрожающим видом.
— Необходимо, чтобы вы молчали, а иначе…
— Что иначе? — твердо сказал Пьер.
— К чему эти угрозы! — ответил Серж, уже успокоившись, с равнодушным видом. — Извините меня, я знаю хорошо, что вы будете молчать, конечно, не ради меня, а по крайней мере ради других.
— Да, ради других, — сказал Пьер, полный негодования, — ради других, принесенных постыдно вами в жертву, но заслуживающих полного вашего уважения и любви: ради госпожи Деварен, высокого ума которой вы не сумели понять; ради Мишелины, превосходного сердца которой вы не сумели оценить. Да, из уважения к ним я буду молчать, но не из уважения к вам, потому-то вы отнюдь не заслуживаете ни любви, ни уважения!
Князь сделал шаг вперед и с ударением сказал:
— Пьер!
Пьер нисколько не смутился и, глядя Сержу прямо в лицо, ответил:
— Правда вам колет глаза? Но вы должны ее выслушать. Вы действовали охотно, следуя своей прихоти. Принципы и мораль, которым подчиняются все, для вас только мертвые буквы. Ваш произвол прежде всего и всегда! Не правда ли, это ваше правило? И всего хуже, что следствием этого являются погибель и несчастье других! Вы имеет дело только с двумя женщинами. Что ж, это удобно, и вы злоупотребляете своим положением. Но предупреждаю вас, мне это не нравится и продолжаться так не может. Так как от вашей прихоти страдают два слабые существа, то я становлюсь их защитником.
Серж слушал эту горячую речь с презрительным хладнокровием. Когда Пьер кончил, он улыбнулся, щелкнул пальцами и, повернувшись к молодому человеку, сказал:
— Позвольте мне вам заметить, мой дорогой, что я нахожу вас крайне забавным. Вы суетесь в мои дела без всякого на то права. Спрашиваю вас: с какой стати вы позволяете себе вмешиваться? В качестве кого вы читаете эту мораль? Разве вы родственник или свойственник? По какому праву это нравоучение?
Усевшись с полной беспечностью, Серж принялся хохотать с самым непринужденным видом. Пьер сказал серьезно:
— Я был женихом Мишелины, когда она вас полюбила, вот мое название! Имея возможность жениться на ней, я принес свою любовь в жертву ее любви, вот мое право! Теперь во имя моего разбитого будущего и моего потерянного счастья я спрашиваю вас о судьбе ее будущего и ее счастья.
Серж быстро встал, глубоко уязвленный словами, сказанными Делярю, помолчал с минуту, стараясь вернуть себе спокойствие. Пьер, дрожа от душевного волнения и от гнева, старался всячески сдержать себя.
— Мне кажется, вы очень раздражены, — сказал насмешливо князь. — В вашем требовании слышится не столько крик оскорбленной совести, сколько жалоба все еще любящего сердца.
— А если бы и так? — сказал Пьер. — Мое самоотвержение имеет не меньшую цену! Да, я ее люблю! — вскричал горячо молодой человек. — Я люблю ее благоговейно, всем моим сердцем, как святую, и я не мог бы страдать более, как видя ее страдающей.
Рассерженный князь сделал нетерпеливый жест.
— Ах, не будем произносить лирических напыщенных речей, — сказал он, — будем говорить коротко и ясно. Что вы хотите от меня, наконец? Объясните мне! Я не могу поверить, что вы обратились ко мне с такой речью единственно для того, чтобы сказать мне, что вы влюблены в мою жену?
Пьер, совершенно не обращая внимания на оскорбительный тон ответа князя и стараясь всеми силами быть спокойным, сказал:
— Я хочу, так как вы спрашиваете меня об этом, чтобы вы забыли минуту заблуждения, безумия и чтобы поклялись мне честью, что не увидите более госпожи Кейроль.
Сдержанность Пьера гораздо серьезнее подействовала на Сержа, чем его гнев. Князь почувствовал себя поистине ничтожным в сравнении с этим человеком, пожертвовавшим собой и думавшим не о себе, а только о счастье существа, любимого им безнадежно. Его раздражение от этого усилилось.
— А если бы я отказался согласиться с выдумками, которые вы объясняете мне так чистосердечно? — сказал он с иронией.
— Тогда, — сказал решительно Пьер, — я вспомнил бы, что, отказываясь от Мишелины, я ей обещал быть братом для нее, и, если вы принудили бы меня к тому, принялся защищать ее.
— По-видимому, вы угрожаете мне! — вскричал Серж вне себя.
— Нет, я только заранее извещаю вас.
— Довольно! — вскричал князь, с трудом сдерживая себя. — Благодаря услуге, оказанной вами мне, мы с этих пор квиты. Но, поверьте мне, не настаивайте на своем решении. Я не из тех, которые уступают силе. Удалитесь с моей дороги, это будет благоразумнее!
— А вы выслушайте хорошенько меня! Я не из тех, которые забывают долг, как только представится какая-нибудь опасность для исполнения его. Вы знаете, как я дорого ценил счастье Мишелины, а потому вы отвечаете мне за него и я заставлю вас хорошенько помнить это.
Серж ничего не отвечал от бессильного гнева, а Пьер возвратился на террасу.
В тишине звездной ночи на дороге слышны были бубенчики экипажей, в которых приехали Савиньян, Герцог и его дочь. На вилле все было тихо. Пьер с наслаждением вдыхал воздух. Его глаза инстинктивно поднялись к блестящему небу, и далеко на небесной тверди перед ним вдруг явилась та звездочка, которую он с таким отчаянием искал прежде, когда был несчастлив. Она была блестящей и как будто ободряющей. Пьер глубоко вздохнул и удалился.