Сестра мертвых
Шрифт:
– Потому что тебе может понадобиться его помощь при родах, – ответил он.
Ответ был настолько неожиданный, что она надолго замолчала. Прежняя Магелия пригрозила бы проткнуть его мечом, если он позволит Убаду хоть на шаг подойти к ее ребенку, но сейчас она просто опасалась, что, если проявит несговорчивость, Вельстил попросту покинет замок… и тогда она останется здесь совершенно одна.
– Почему ты так думаешь? – спросила Магелия. – В деревне есть хорошая повитуха.
В последнее время Вельстил трудился над тонким бронзовым кольцом. Занятие это отнимало много времени.
Вельстил оторвался от кольца и взглянул на нее с легким раздражением:
– Твой ребенок неестественного происхождения, стало быть, и его появление на свет может проходить отнюдь не естественным путем. Нам еще могут понадобиться знания наставника Убада.
Магелия кивнула и вернулась к своему вышиванию. Она найдет способ не допустить Убада к своему ребенку.
Вельстил надел кольцо на палец. Сияние топаза, лежащего на столе, вдруг погасло, и Вельстил удовлетворенно кивнул.
– Превосходно, – пробормотал он себе под нос. Магелия не стала спрашивать, чем именно он так доволен.
Когда приблизился срок родов, Вельстил обеспокоился тем, что Магелии надо больше гулять и дышать свежим воздухом. С наступлением темноты он сам выходил вместе с ней побродить по внутреннему двору замка. Порой он брал с собой шар с искорками и, пока Магелия гуляла, присаживался где-нибудь почитать. Она ничего не имела против, если только все время могла видеть его. Ей так и не удалось понять, кому на самом деле предназначалась забота Вельстила – ей, Магелии, или ее нерожденному ребенку.
Как-то ночью, во время такой прогулки, Вельстил был больше обычного рассеян и озабочен.
– Что-то случилось? – спросила Магелия осторожно, потому что он терпеть не мог, когда ему мешали размышлять.
– Да нет, – ответил Вельстил, обращаясь не столько к ней, сколько к себе самому. – Сегодня днем я видел сон. Я и не знал, что мне могут сниться сны. Я перестал видеть сны, с тех пор как… вскоре после того, как мы приехали сюда.
– Это был кошмар? – озабоченно спросила Магелия.
Вельстил поглядел на нее, покачал головой, нахмурясь, как будто опешив оттого, что позволил себе заговорить на такую личную тему. Он мимоходом заметил, что надо бы произвести кое-какие работы во внутреннем дворе, и вдруг остановился, поднес руку к седой пряди на виске.
– Что такое? – спросила Магелия. – Ты болен?
Вельстил ничего не ответил ей и долго стоял так, что-то шепча невидимому собеседнику. Наконец он пришел в себя и проводил Магелию в замок.
После этой ночи Вельстил кое в чем переменился.
Не то чтобы он перестал быть добр с Магелией, но их разговоры, и без того не особо содержательные, почти что сошли на нет. Вельстил заговаривал с ней только для того, чтобы поинтересоваться ее здоровьем или состоянием ребенка. Порой с наступлением ночи он являлся вполне отдохнувшим, но гораздо чаще едва ли не шатался от усталости,
Прошло еще два месяца, живот Магелии все рос, и ребенок шевелился в ней, толкался, сучил ножками. Это ощущение показалось ей восхитительным, и она часто разговаривала с ребенком, потому что больше никого у нее не осталось. Ей наплевать было, кто отец ребенка. Это дитя принадлежит ей, и только ей.
Вельстил смешивал эликсиры, выпивал их и все чаще ночами нараспев произносил заклинания. Состояние его заметно улучшилось. Похоже, он сумел обуздать то, что его мучило, но и его интерес к ребенку Магелии возрос.
Как-то ночью, когда Вельстил работал в своей комнате, Магелия вошла туда без стука и увидела, что он сидит за столом и мизинец у него на левой руке замотан окровавленным лоскутом. Вельстил бросил что-то в чашу, которая стояла перед ним на столе, и жидкость в чаше тотчас зашипела и забулькала. Магелия подошла ближе. Вельстил был так сосредоточен на своем занятии, что не заметил ее. Рядом с чашей лежали заготовки кулона с жестяной подложкой и большой, весь измазанный в крови кухонный нож.
Магелия наклонилась, глянула через плечо Вельстила на стол – и вскрикнула. В чаше шипела и булькала верхняя фаланга его мизинца. Кислота уже начала разъедать плоть.
Наклонившись, Магелия задела плечо Вельстила. Он, почувствовав это, вздрогнул и резко обернулся.
– Убирайся! – властно бросил он. – Я работаю.
И Магелия, обхватив руками живот, бежала в спальню. Прежнее, неукротимое «я» нашептывало ей, что отныне ей, быть может, придется оберегать своего ребенка не только от Убада.
В ночь, когда у Магелии начались схватки, Вельстил снова стал тем заботливым и обходительным человеком, каким был в первые месяцы беременности Магелии, до того как ему начали сниться сны. Он велел все тому же солдату, имени которого Магелия так и не узнала, уложить ее в кровать, а затем послал за служанкой.
– Я привезу повитуху, – объявил он.
– Ее зовут Бетина, – сказала Магелия. – Она принимала роды у моей матери.
Несмотря на боль, она не могла удержаться от того, чтобы не улыбнуться Вельстилу. Он решил сам отправиться за повитухой, вместо того чтобы послать за ней кого-нибудь из солдат. Схватки становились все чаще и болезненнее, но Магелия не кричала. Вскоре после того, как Вельстил уехал, она перекатилась на бок и глянула на дверной проем.
Там стоял наставник Убад… стоял с таким видом, как будто наблюдал за Магелией сквозь свою безглазую маску.
– Держись от нас подальше, – бросила Магелия.
Он заскользил прочь, дальше по коридору, и скоро исчез из виду.
Вельстил, кажется, отсутствовал уже целую вечность, но ведь это были первые роды Магелии, да и схватки затянулись. Она чувствовала, как ребенок движется в ее животе, и понимала, что ей надо тужиться, чтобы вытолкнуть его. Магелия так и попыталась сделать – и тут же ее тело пронзила такая боль, что перед глазами все расплылось. Магелия закричала.
Служанка опрометью бросилась к ней: