Сестра
Шрифт:
— Вы, сестрицы, обратно ли, в Кремль, не собираетесь?
Сестры переглянулись, качнули головами. Какой там Кремль! Они уж и забыли, когда жили, подчиняясь всем его правилам, хоть писанным, хоть неписанным. Софья вот точно знала, что Татьяна уже давно выбирается из Дьяково на этюды. Сидит на берегу реки, пейзажи пишет…
А запри ее в клетку?
Да она от тоски помрет!
— А ты пригласить хочешь, Аринушка? — Татьяна и ответила первой. Творческая натура, огонь —
— То ж не от меня зависит, от братика нашего…
— Братику не до нас, у него теперь новая жена.
— Не из ваших ли выкормышиц? Недаром ведь Сонькина прислуга от нее не отходит?
— Из Милославских, потому Сонюшка о родственнице и заботится. А тебе-то какая в том печаль?
— Вы уедете, а нам тут жить…
— А ты не задевай всех подряд — и жить будет куда как легче, — посоветовала царевна Анна. — А то властна ты не в меру, иногда кажется, что ты братику нашему не сестра, а жена.
Вот это был удар.
Ирина Михайловна пошла красными пятнами, прикусила губу…
— Давно ли ты, Анька, со мной так разговаривать силу взяла?
— Ты бы, Аринушка, не о моей силе задумывалась, а о своей доле. Сама век в девках, так и Дуняшу решила под свой венец постричь? Нельзя так. Девке уж двадцать, а она знает меньше, чем та же Сонюшка. Ни принять кого, ни поговорить, разве что шелками шить умеет, так это и без нее мастериц хватит. А царевне бы о другом думать след…
Дунька вспыхнула маком, но смолчала, переводя взгляд темных глаз с одной тетки на другую.
— А то не тебе решать…
Ирина Михайловна змеей шипела.
Татьяна улыбалась ей так, что было неясно, у кого клыки ядовитей.
— Ты молись, Аринушка, чтобы мы обратно не вернулись. А то ведь займемся… решением. Наплачешься тогда, отольются кошке мышкины слезки. Али не помню я, как ты Анну травила, как на меня брату наговаривала?
— Не бывало такого!
— Да неужто? Вот и пусть не будет. А то не обрадуешься… Ежели мы вдвоем сюда вернемся, так ты радости не испытаешь…
Вот это уже правильно, — отметила для себя Софья. Пугать ее, пугать и побольше. Сейчас она силу почувствовала без сестер, приближенной к брату себя возомнила. А надо ей напомнить, что номер-то ее десятый. И что ежели ей всерьез заняться — хрупнет, как пирожное — безе.
Тогда пакостить она все равно будет, но исподтишка. Тихо — тихо…
Да и призадумается, выгодно ли ей гадить тем, кто в Дьяково. Сейчас-то она одна, сама по себе хозяйка. А станет их опять трое, да еще младшие царевны подросли…
На лестнице зашумели, возвращалась свадьба, щедро осыпаемая льном и коноплей.
Теперь уже всех кормили по — настоящему, так, что стол в буквальном
А вот Голицын поглядывал на молодых царевен. Нехорошо так поглядывал, расчетливо, умно…
И все чаще его взгляд останавливался на Софье, все ярче блестели синие глаза… хорош, собака. И прекрасно об этом знает. И пользуется умело — не первый раз? Ой, не первый…
Кто сказал, что жиголо — это изобретение итальянцев?
Царевна меланхолично ковыряла красную икру и думала, что это — обратная сторона затворничества. Есть терем — нет Васечек.
Нет терема? И такие Васечки лезут тараканами, надеясь через свои мужские достоинства получить место потеплее…
Ну да ладно, ежели что — обеспечим.
Самое теплое место у нас, как известно, в печке. Доменной.
****
Наконец молодых проводили в опочивальню, закрыли за ними двери и поставили стражу. Отгонять слишком умных. Ну и от всякой нечисти, наверное…
Алексей Михайлович двигался вполне бодренько, сказывались посты и молитвы. Любава чуть пошатывалась от усталости, но тоже шла. Софья с недетским цинизмом рассудила, что не тот у отца возраст, чтобы молодую жену в постели загонять, успеют выспаться — и решила сама также отправиться в постель.
Ба — аиньки…
У нее-то возраст маленький, она растущий организм…
Софья развернулась и потопала к себе… чтобы почти у дверей наткнуться на Голицына. Вынырнул, как черт из унитаза, царевна едва в него не впечаталась, хотя явно ведь того и добивался…
Уже и руки протянул — подхватить, прижать… Софья едва не сплюнула.
Вот наглец, а? Без мыла в фавориты лезет!
Хорошо — она.
Вполне умная, современная (поздневременная?), прошедшая огонь, воду и фаллопиевы трубы сексуальной революции. Чтобы повестись на мужика на пятнадцать лет старше себя…. можно, кто бы спорил! Но не в этом времени! И не ей!
— Простите, государыня царевна.
И голос какой! Теплый, бархатный…
— Бог простит, — неприветливо буркнула Софья.
Он же подаст. И поддаст, если очень попросить.
Голицын явно ожидал не такого ответа, растерялся на пару минут — и этого времени хватило Софье, чтобы проскользнуть в свои покои. Можно бы, конечно, крикнуть своим, выскочили бы служанки, мгновенно бы беднягу обработали… только к чему?
Просто взять на заметку. И точка.
Интересно, женат сей кадр — или не женат? Надо навести справки…
Кадр оказался женат, хотя пока и бездетно… На Феодосии Долгоруковой. Нет, не Юрьевне. Васильевне. Да не все ли равно?