Сестренки
Шрифт:
— А как ты различаешь блочные дома и виллы? — удивилась алхимичка. — Это всего лишь голые адреса, ты ведь не знаешь Краков настолько хорошо, чтобы знать, что и на какой улице размещается.
— Это очень просто. Если мы имеем адрес типа: жилмассив Казимировский, 56, квартира 56 — это означает жилой дом. В виллах по много квартир не бывает.
— Хитро! — оценила кузина.
Катаржина выписала дюжину адресов.
— Эти адреса потенциально подходят. Нужно сузить круг поисков.
Она вывела на монитор данные, касающиеся владельцев участков.
— Сколько лет Димитрию?
— Думаю, лет около 430…
— Черт! Ладно, по-другому, на сколько он выглядит?
— Между тридцатью и сорока.
Пару минут Катаржина копалась в информации.
— Подходят три адреса, — сказала она наконец. — Ни один из трех
Она сунула кончик шариковой ручки в рот.
— Он должен был прибыть сюда недавно, приобрести фальшивые документы. Черт, насколько же неполные все эти данные… — не сдержалась она. — Ладно, посмотрим ипотеку. Она частично компьютеризована… Есть, это он! — указала она на один из адресов. — Эта вилла сменила хозяев три года назад.
— Ты уверена?
— Не до конца. Но у этого машины имеется автомобиль, соответствующий описанию, живет он один и подходит по возрасту. Нужно поглядеть по месту…
Она стащила с антресолей приличных размеров чемодан и направилась к выходу. Станислава набросила куртку и пошла за кузиной.
Время от времени алхимик любит просмотреть прессу. Как правило, он покупает себе по одному экземпляру каждого журнала и газеты, а потом, читая, сравнивает версии. Просматривая польские газеты, чувствует вздымающуюся злость. Измены, аферы, коррупция… Страной правит наихудшая из возможных босота. Никогда перед тем не было так паршиво. Самый толстый журнал, наполненный объявлениями, Сендзивой взял в руки в первый и в последний раз в жизни. И кто, черт подери, это издает? И для кого? Неужели существует даже столько изменников родины, чтобы оплачивать существование этого издания на рынке?
С отвращением он выбросил красочные страницы в мусорную корзину и инстинктивно вымыл руки.
Вестник культуры. Культура тоже ужасно пошла псу под хвост, но, глядишь, и найдется чего-нибудь любопытного… Он задумчиво перелистывал журнал, как вдруг… Заметил краем глаза. Нечасто видишь свое имя в печати.
— Научная конференция в четырехсотую годовщину публикации «Трактата о ртути» мастера Михала Сендзивоя из Санока, — голос отразился эхом в обширном помещении. — Вход свободный.
Какое-то время он сидел в кресле и наконец, так как не мог сдержаться, расхохотался. А вот это может быть любопытным; до сих пор никто не принимал участия в конференции, посвященной собственным исследованиям… Время есть, как раз можно и пройтись. В дорогу!
Тут же в голову пришла еще одна безумная идея. Сендзивой открыл одежный шкаф. Ради подобного случая и одеться следует по-особенному… Итак, широкая кожаная шляпа со страусовым пером, белый крыз под подбородок, сорочка с кружевами, кожаный пояс, рапира, широкий плащ. Он поглядел на себя в зеркале. И вдруг почувствовал, будто бы время отступило назад. Вновь он в Кракове, вновь одет по иностранной моде, как приличествует ученому мужу… Сендзивой положил руку на рукояти рапиры, после чего, усмехнувшись, сунул за пояс заряженную кручицу. По городу он всегда ходил вооруженным…
Мастер вышел из дома. Все покрывал ранний, осенний вечер, зато было довольно тепло. Ветер сбивал с деревьев листья. Алхимик перешел улицу и направился по Плянтам.
Но почему это конференция должна была происходить в штаб-квартире Польского Товарищества Любителей Астрономии [108] ? Трудно сказать.
Сендзивой вошел в зал. Мероприятие собрало очень немного посетителей. Несколько светил науки в костюмах, полтора десятка пенсионеров, у которых возраст пока что не убил любопытства. Студенты, которые, скорее всего, пришли по указанию куратора группы… Входящего окинули взглядами, кое-кто по-доброму усмехнулся, наверняка считая, будто бы переодетый в алхимика мужчина, это заказанный организаторами актер. Еще в зале было трое монахов-доминиканцев под командованием настоятеля. Сюда они прибыли, одетыми в гражданское, но он их узнал. Обменялись поклонами. На лицах монахов было заметно веселье. Тонкость шутки они как раз оценили.
108
Краков, ул. Медовая, 13, к. 35. Практически рядом с ул. Дитля, отделяющей Краков от Казимежа; метров 600–700
Алхимик скромненько пристроился в уголке. Два часовых доклада. Следует признать, что с научной точки зрения их ни в чем обвинить было нельзя. Довольно тщательно было воспроизведено его жизнеописание, ошибаясь только в незначительных мелочах. Были упомянуты его работы. Вообще-то он написал и опубликовал еще два или три трактата, но, похоже, они не сохранились.
Затем показ слайдов: в основном, гравюры по дереву, взятые из так называемой «Немой книги» [109] , а также рисунки и гравюры, изображающие алхимические лаборатории. Конференция закончилась. Организаторы пригласили на небольшое угощение. Алхимик вышел в тесную прихожую.
109
Один из известнейших алхимических трактатов — 15 гравюр без текста (см., например,.
— Приветствую вас, мастер.
Сендзивой поднял взгляд на стоящего перед ним мужчину. Прошло четыреста лет, но он узнал его сразу.
— Димитрий.
— Мастер, сколько же это мы лет не виделись… — губы давнего помощника растянулись в улыбке.
В мозгу Сендзивоя зажглась аварийная лампочка, он почувствовал фальшь.
— Что хорошего слыхать? — спросил он.
— Живу помаленьку, — ответил ученик. — Люблю этот город… Может, в честь встречи, выпьем по рюмке вина?
Алхимик поглядел а стол с фуршетом и слегка скривился.
— У меня дома хорошее, — вызвался Димитрий. — Французское, пятидесятилетней выдержки. Знакомые привезли. Виноград со склонов замка Мария Серена [110] . В магазине не купить.
— Далеко живешь?
— Отсюда далековато, но у меня автомобиль…
Через минуту они уселись в припаркованный неподалеку джип и направились через темный город.
— Вижу, что ты не с пустыми карманами, — буркнул Михал.
110
«В Ментоне много прекрасных садов и парков. Гуляя по городу, отдыхают не только глаза, но и душа. Недалеко от итальянской границы находится сад виллы Мария Серена. Он считается самым организованным во Франции. В нем есть пальмовая роща, цитрусовые, оливковые деревья и тропические растения». Из книги Ильи Мельникова «Рокебрюн — Кап-Мартен и другие маленькие города Лазурного Берега» . Ни о каких виноградниках — ни слова. Да вообще, о знаменитых (тем более, 50-летних!) винах с французской Ривьеры никто не слышал. — Прим. перевод.
— Раз живешь столько времени, то учишься хорошо вкладывать деньги, чтобы те приносили доход. Мастер, если вам нужны деньги…
— Есть, — коротко отрезал тот.
Остановились они перед небольшой, неосвещенной виллой, окруженной старыми каштанами.
— Ну… так ты неплохо и устроился, — оценил алхимик.
Они вошли в холл, прошли в салон, где в камине еще догорали угли.
— Присаживайтесь, мастер, а я все приготовлю…
Сендзивой утонул в глубоком кресле. Димитрий запустил музыку, аппаратура у него и вправду была высокого класса. Поначалу гость не узнал мелодию. Лишь через несколько минут сориентировался, что это, вроде бы, какая-то из симфонических поэм Константинаса Миколоюса Чюрлёниса [111] ; от удивления он даже поднял брови. Неужто Димитрий поддался цивилизации?
111
Микалоюс Константинас Чюрлёнис (до 1955 г. использовалась русская форма имени Николай Константинович Чурлянис; лит. Mikalojus Konstantinas Ciurlionis; польск. Mikolaj Konstanty Czurlanis; 10 (22) сентября 1875–28 марта (10 апреля) 1911) — литовский художник и композитор; родоначальник профессиональной литовской музыки, далеко раздвинувший своим творчеством границы национальной и мировой культуры. — Википедия. Кстати, автор, наверное, по известным только себе причинам, транскрибировал фамилию и имя Чюрлениса в их современном русском звучании, а не в польском (Ciurlionis Mikolas). — Прим. перевод.