Сестрёнки
Шрифт:
— И каким это чудом никто не сориентировался? — спрашивает Катаржина. — Укусы вампиров наверняка отмечались в полицейских хрониках… У себя в Бюро мы анализировали различные странные случаи с точки зрения наличия возможных маньяков. В том числе, и покусанных людей. Так как ты это делала?
— Я не кусаю людей, — на лице Моники рисуется отвращение. — Ведь это был бы каннибализм!
Учительницы изумленно переглядываются.
— Лошади! — догадывается Стася. Ее глаза темнеют. Лошадок она любит.
— В принципе, для них это даже безболезненно, — поясняет ученица. — Если умеешь, они и не замечают. Что-то чувствуют, но когда уже привыкают к тебе, то перестают обращать внимание.
— Ну а следы зубов?
Моника раскрывает рот и выдвигает скрытую под языком присоску. Так что славянские легенды говорили правду.
— Вакуумирование, непосредственно через кожу, — с определенной гордостью говорит девушка. — Субстанция, из которой сделана присоска, способна входить между клеток тканей жертвы. Нужно лишь попасть на достаточно крупный сосуд, к примеру, сразу за конским ухом…
— Блиин! — Станислава никогда не пользуется столь гадкими выражениями. Это первый случай почти что за две сотни лет. Она опускает оружие.
Моника облегченно вздыхает. Она вспотела… А вот дезодоранта и нет. Катаржина фыркает, пряча оружие в карман. Захотели дамочки поохотиться на дикого зверя, а что нашли?
— И много вас таких? — Станислава свой револьвер пока не прячет.
— Понятия не имею. Знаю о двух других, только они уже несколько веков не живут… А вы что, никого из наших еще не встречали? — глядит она преподавательнице прямо в лицо.
— Из наших?
— Ну да, — краснеет Моника. — Поначалу мне казалось, что вы тоже… Но серебро… Вы берете в руки ложечку — и ничего. И ничего не знаете про кровь… Так что я пришла к выводу, что вы как-то иначе умеете обманывать время, — тут она переносит взгляд на другую преподавательницу.
— Меня в это не вмешивай, — топает ногой Катаржина с деланной злостью.
— Философский камень, — поясняет ее кузина. — Произведенный мастером Сендзивоем из Санока.
Юная вампирица с изумлением глядит на нее.
— Это как же? Выходит, удалось?
— Ну да. Вот только запас у меня кончается. Но мы подозреваем, что алхимик все еще жив…
Моника оделась до конца и спокойно открывает замкнутую на задвижку дверь. Она не сбежит. Знает, что не придется. Ее не обидят. Катаржина учила психологию, теперь знает, что боснячка сказала правду… Вторая преподавательница тоже прячет свое смертоносное оружие в сумочку. Такое в школе лучше не показывать. А то ученицы еще перепугаются. Так, еще пару срочных вопросов…
— А епископа Николая, святого Николая ты знала? — допытывается Катаржина.
— Это каким же чудом? — пожимает плечами княжна. — В Миры я приехала в 898 году, а он умер веков за пять до этого… Я по правде сказала. Родилась я в 86-м году… 886-м, — прибавляет она, поясняя.
Звонок звенит звучно и чисто. Сейчас начнется урок польского языка. Станислава должна идти на французский в выпускном классе. Опаздывать не годится. У второй преподавательницы окно, но она обещала директору сконфигурировать компьютер.
Так что у дверей раздевалки они расстаются. Нет необходимости что-либо говорить. Еще будет возможность переговорить спокойно, без спешки, без заглядывающих в глаза черных стволов. Катаржина отдает девушке оставленный под душем булатный стилет. Это окончательный знак доверия. Врагам оружие не отдают… Моника вбегает по лестнице.
— Погоди! — кричит за спиной Станислава.
Девушка останавливается, поворачивается.
— Да? — лицо ее освещает улыбка.
— Заскочи к нам завтра, после занятий; я сделаю лечо.
— С удовольствием. Спасибо за приглашение.
Теперь она перескакивает по несколько ступеней. Золотые волосы влажной волной спадают ей на плечи. Девушка слегка дрожит. Не нужно было так долго стоять под холодным душем.
Небольшая, уютная квартирка. Окно выходит на краковские Плянты. В стекло стучит дождь. Осень… А внутри тепло и очень даже приятно. В воздухе расходится запах шарлотки, чая и древесного угля из самовара. Княжна Моника сидит по-турецки на толстой шкуре северного оленя, просматривает томик эфиопских стихов. Лошади в последнее время все больше привыкают к ней. Шарлотка им нравится больше морковки. Еще немного, и можно будет насытить жажду…
Плянты рядом с Ягеллонским Университетом
Катаржина разжигает самовар. Ее кузина у стола провозглашает тираду:
— Найдем Сендзивоя. На сей раз я выдавлю из него побольше тинктуры. Быстренько сделаем себе килограммов пять золота и купим на него жилище побольше, на три или даже четыре комнаты. Как-нибудь устроим, чтобы ты смогла поселиться с нами… Как только сдашь на аттестат зрелости, срываемся отсюда. К примеру, в Боливию…
Она разливает в рюмки сладкое красное грузинское вино. В три рюмки.
— Вообще-то говоря, детям спиртного давать не следовало бы, — урчит она себе под нос. — Ну да ладно, сегодня такая оказия, сделаем исключение… Пей, девонька.
— Не называй ее «девонькой», — мягко укоряет ее «кузина». — по свету она шастает на семьсот лет дольше тебя, соплячка…
Княжна тепло улыбается им обеим. Совершенно не важно, сколько ей лет, главное, на сколько себя чувствуешь. А она чувствует как раз на свои шестнадцать. Может даже выдавать себя за их младшую сестру. Черт подери, она даже готова разрешить, чтобы ее гоняли чистить картошку и делать уроки. Так давно никто уже не дарил ей свою дружбу. Моника даже успела забыть, насколько замечательное это чувство…