Сестрёнки

Пилипюк Анджей

В глазах деда вспыхнул огонек.

— Звучит очень даже неглупо, — потер он руки. — Но ведь площадь крыши четыреста квадратов.

— Мне нужна только четверть. А крышу меняю полностью. Так что, пана это интересует?

Второй подобной оказии просто не будет. Нужно хвататься, а не то этот псих к соседу пойдет.

— Естественно. Проходите в комнату, напишем предварительный договор.

Пребывание в детском доме у княжны уже в горле сидело. Ей не нравится здесь практически все. Ей не мешают лущащиеся от краски стены или пропитавшая все здание вонь лизола. К этому она как раз привыкла. Ночевки в разрушенных войной деревнях, пастушеских шалашах и землянках привели к тому, что она привыкла к грязи, вшам, клопам, гнили… А здесь не так уже и паршиво. Никто ее не кусает, мыши не оставляют катышков в постели, крысы не обгрызают по ночам башмаков.

Зато не может она вынести пустоты и бездеятельности. А вдобавок, вредная баба-яга, кураторша группы, цепляется к ней за каждую минутку, проведенную за пределами учреждения. При этом она вечно ссылается на какой-то мутно написанный устав. Похоже, что в силу предписаний, воспитанница обязана курсировать исключительно по маршруту «лицей — детский дом», и на каждый выход в библиотеку получать соответственное позволение.

А живущие тут девчонки ведут себя словно паршиво запрограммированные роботы. Все указания выполняют неспешно и небрежно; их любимое развлечение — это телевизор и дебильные радиопередачи. И болтовня о сериалах. Они ничего не делают для того, чтобы изменить существующее положение вещей. Через несколько лет государственная опека закончится, что они сделают тогда? А ведь действовать они должны сейчас, пока есть время.

Ну да ладно, отбросим пока эту проблему. Моника ругается про себя, подбирая самые гадкие слова сербского и греческого языка… Биологически ей почти что шестнадцать лет. Последние восемь веков женщина подобного возраста была взрослой. Она сама могла решать о себе, хотя, понятное дело, не до конца. Тем не менее, она была свободной. Княжна к этому привыкла. А вот теперь попалась: торчит будто муха ив банке с медом — вроде бы и сладко, так не выберешься. И останется здесь еще долго. Так что нужно улучшить условия пребывания для себя лично. Вырваться из-под контроля этой дрянной бабищи.

Но что можно сделать? Мерой свободы являются деньги. Нужно придумать методику их регулярной добычи, найти источник содержания, гарантирующий такую-сякую прибыль. А потом снять для себя квартиру. Бабу-ягу из дома ребенка подкупить или запугать. Княжна, если бы пожелала действовать самостоятельно, будет иметь с этим серьезные проблемы, но Крушевские наверняка захотят ей помочь.

Итак, разберем проблему по очереди. Работа. Это должно быть что-то не слишком напряжное — хождение в школу занимает много времени, а знания, хочешь — не хочешь, пополнить нужно… Вот в чем она хороша? Может стричь овец, ткать, вышивать, в Византии считалась интеллектуалкой, что сводилось к умению читать, писать и знакомству с античной литературой… Холера! В Польше начала ХХI века с этим далеко не уедешь. Еще она знает, как поставить вино, выгнать из него ракию, может делать сливовицу, в том числе, и знаменитую палинку [73] — но ведь здесь гнать самогон запрещено. Еще она разбирается в травах, умеет лечить больных овец, коптить сыры. Вот если бы она жила в Закопане, то горцы-гурали наверняка бы оценили ее опыт… Правда, в Польше производством осчипка [74] заняты исключительно мужчины. Ей не хватает целой массы знаний [75] . Овцы и сыры пока что отпадают. Моника не раз была служанкой, но это занятие ей не нравится.

73

Ракия (болг. ракия, серб. и макед. ракија, хорв. rakija) — балканский крепкий алкогольный напиток (бренди), получаемый дистилляцией ферментированных фруктов.

Обычная крепость 40 %, но домашняя ракия может быть более крепкой — от 50 до 60 %. Ракия двойной дистилляции называется «перепеченица» (Prepecenica), «препек» (Prepek). Крепость «перепеченицы» (Prepecenica), «препека» (Prepeka) иногда превышает 60 %.

Ракию можно рассматривать как традиционный национальный напиток южно-славянских народов и румын: она популярна в Боснии и Герцеговине, Болгарии, Хорватии, Черногории, Македонии, Сербии, Румынии, Молдавии и Крите.

Очень распространена сливовица, изготавливаемая из слив. В числе других используемых фруктов — виноград, персики, абрикосы, яблоки, груши, черешни, инжир, шелковица, можжевельник и айва. Существует также и ракия, в состав которой входят различные фрукты.

Палинка (венг. p'alinka, словацк. palenka) — венгерский фруктовый бренди.

Напиток также распространён в других странах Карпатского бассейна (от Австрии до Румынии). Однако, согласно венгерскому Закону о палинке от 2008 года название «палинка» может носить только произведённый в Венгрии из 100 % фруктового материала продукт, имеющий крепость не менее 37,5 %. Евросоюз подтвердил эксклюзивные права венгерских производителей на эту торговую марку.

Напиток готовят методом перегонки из различных фруктов и ягод (подобно её южнославянскому аналогу, ракии) — винограда, груши, абрикоса, сливы, яблок. Как сами видите, ничем от ракии не отличается. Тогда почему «даже знаменитую палинку»?

Так что пан Автор хотел нам сказать, что Моника умела гнать самогонку, и ничего более; хотя считается, что искусство получения крепкого спирта в Италию пришло от арабов только в XIV–XV веках, что на Балканах, что в Польше, что у нас гнали, гонят и будут гнать, а что и как называется… и чем это хозяйство (кроме названий) различается… — Вики + Прим. перевод.

74

Оштьепок, осчипек (словацк. Ostiepok, польск. oscypek) — традиционный для Татр копчёный овечий сыр эллиптической формы, распространенный в Словакии и Польше и традиционно изготавливаемый гуралями. — Википедия

75

А вот тут пан Автор прав: пускай тебе и тысяча с лишним лет, но если из знаний и умений ценится выделка овечьих сыров да самогонки, то можно быть византийской княжной, а вот интереса для нынешнего времени к тебе никакого. — Прим. перевод.

Впрочем, а кому в нынешние времена нужна служанка? К тому же, еще и несовершеннолетняя? Что хуже всего, среди потенциальных работодателей наверняка бы нашлись «любители свежатинки», как тот глупый англичанин тогда, на Крите, которому, в конце концов, пришлось отрезать его червячка, потому что по-хорошему отцепиться никак не желал…

Что-то робко пробивается среди горячечных мыслей. Подсознание высылает сигналы. Что-то она пропустила… Эврика! Станислава стала сейчас преподавать только потому, что бегло знает несколько иностранных языков. Княжна слишком молода, чтобы работать по данной специальности. Вот столетие назад, в шестнадцатилетнем возрасте, она без проблем могла бы стать учительницей или гувернанткой [76] . Но ведь ей и не надо быть учительницей, чтобы найти работу, при которой ее способности могли бы найти применение. В краковском университете наверняка имеется кафедра классической филологии и, скорее всего, отделение теологии, так что… Есть студенты, которые просто обязаны продираться через завалы греческой и латинской литературы. Наверняка имеется и востоковедение. Там, в свою очередь, кто-то глубоко изучает турецкий и армянский языки. Опять же, славянская филология, где знание боснийского и сербского тоже ценится. Студенты, как правило, народ ленивый, зато распоряжаются весьма даже неплохими средствами.

76

Ха! У Станиславы имелись рекомендательные письма, дипломы — а что у Моники? Так что и сто лет назад ее, скорее всего, послали бы в овечий загон и гнать самогонку… — Прим. перевод.

Это ее шанс: переводы и репетиторство или, как это сейчас называется, аудит. Нужно только чуточку подшлифовать польский. Понимает она его без проблем, неплохо на нем говорит, но иногда запинается. Классическую латынь она учила от людей, которые разговаривали на ней каждый день. С греческим тоже не будет проблем, когда попала в Миры, ей было восемь лет. Так что это ее чуть ли не родной язык.

Моника улыбается собственным воспоминаниям…

А все очень даже просто. Миникамера за двести злотых. При покупке трех десятков можно даже неплохо выторговать. А если напасть на товар из контрабандных партий, без пошлин на оптику и электронику, достигающих семидесяти процентов стоимости оборудования, без НДС, пожирающего еще двадцать два процента, то можно спуститься ниже двадцати злотых за штуку [77] … К этому же маленькие передатчики с радиусом действия около пятисот метров. Каждый необходимо выставить на чуточку другой волновой диапазон. Все необходимо сопрячь таким макаром, чтобы у приемника не было проблем с приемом информации. И, наконец, самый трудный этап — монтаж…

77

Уважаемые друзья-читатели, не забывайте, что это фантастика, Автор же если чего и покупал, то только пиво по акции, но никак не миникамеры (причем, чтобы еще и работали), опять же, надо знать, где покупать… — Прим. перевод.

Обычный вечер понедельника в квартирке на Плянтах. Станислава читает книжку. Ее ей принесла кузина, вроде бы чего-то даже ничего. С первых же страниц можно понять, что в произведении рассказывается о приключениях экзорциста-алкоголика. Н-да, польская литература явно катится псу под хвост… А интересно, кстати, кто это написал? Графоман не банальный. На внутренней стороне обложки помещена фотография автора. Рожа гадкая, весь зарос, что какой художник, нож сам в кармане открывается… Станислава взяла в худощавую руку веер и отгоняет дымок, пахнущий канифолью, что приходит из кухни. Кузена Катаржина работает. Завалила весь стол электроникой, теперь чего-то паяет. Время от времени смазывает соединяемые элементы серной кислотой [78] .

78

Братцы, это не я — это пан Автор. Похоже, он паял еще в харцерской юности. Да и то, никто серной кислотой не пользовался, только соляной. Сейчас же для обезжиривания используют разные специальные пасты. Что же касается автора книжки, которую читает Стася: это один из сборников нашего уважаемого Автора о Якубе Вендровиче. А что: сам себя не похвалишь… Хотя, в Польше Пилипюк известен именно байками про Вендровича (уже шесть сборников). Зато как самокритично представлен портрет! — Прим. перевод.

Странные запахи не мешают Станиславе. Работая в доме Сендзивоя, она к ним привыкла… Впрочем, бывало, что там воняло даже гораздо хуже, например, тогда, когда мастер исследовал состав телячьей крови. Долгими неделями слетались мухи, да и весь дом пропитался воистину трупным запахом…. Или, великая зараза, эпидемия чумы 1624 года. Тогда все считали, будто бы запах горячего настоянного на травах уксуса позволяет пережить заболевшим и избежать заражения здоровым. С тех пор тот запах доводит ее чуть ли не до истерики…

Младшая кузина действует неспешно и методично. Она разработала схему, изготовила прототип, испытала… И не спешит. Все должно быть выполнено очень тщательно и загерметизировано воском [79] . Конечно, она рассчитывает на то, что уже первый день наблюдений принесет конкретные и материальные эффекты, но по привычке монтирует камеры так, чтобы те могли выдержать, самое малое, месяцев шесть. В ЦСБ ее хвалили за то, что мыслит с опережением… Но, с другой стороны, так ведь и нужно. Всегда следует иметь допуск на ошибку, резерв на черный день… Так, теперь еще раз проконтролировать оборудование. А где можно испытать устройство? Лучше всего, в каком-нибудь нейтральном местечке, где имеются приличные толпы. Одно такое местечко неподалеку она знает. Школа.

79

Специализированные лаки и покрытия для автора и Катаржины являются terra incognita. А ведь можно и простым парафинчиком. Например, свечным. — Прим. перевод.

— Я выхожу! — кричит Катаржина в глубину квартиры.

Кузина Станислава что-то тихонько буркнула, но от книжки не оторвалась…

Как повесить шпионскую аппаратуру в самом центре города, на довольно-таки многолюдной улице? А в чем проблема? Для этой цели имеется брезентовый комбинезон и торчащая из кармана отвертка. Волосы связаны в хвостик, на голове бейсболка того же цвета, что и комбинезон.

Дворник проживает на первом этаже, в самой глубине двора. Катаржина энергично валит кулаком в его дверь. Тот открывает, пьяный в сиську и потому взбешенный, окидывает незнакомку ненавидящим взглядом. Рожа покрыта трехдневной щетиной, лапы волосатые, в глазах желание всех прибить. Нельзя допустить, чтобы начал размышлять.