Сестрички не промах
Шрифт:
— Пойдем? — неуверенно спросила Мышильда.
— Пойдем, — кивнула я. — Вдруг там что-нибудь интересное.
Я стала прилаживать фонарь на шею, чтобы освободить руки. Если вид передвижения, избранный мною, называется «на четвереньках», так он должен соответствовать действительности. Пока я возилась с фонарем, Мышильда чутко водила ушами и вдруг спросила:
— Слышишь?
— Чего? — не поняла я, тишина стояла в подземелье вроде могильной.
— Ну так послушай…
Из вежливости я прислушалась и вскоре уловила нечто чрезвычайно знакомое.
— О, черт, — сказала я и рванула по коридору. Мышильда семенила следом. Через минуту всякие сомнения отпали — героический
— Ты глянь, — кивнула Мышильда на посуду в углу, я глянула и всерьез забеспокоилась: количество выпитого вызывало трепет.
Михаил и Евгений нас не узнали, на имена не отзывались и продолжали пребывать в блаженстве.
— Придется их вытаскивать по одному, — вздохнула я и ухватила Михаила Степановича за шиворот.
Я извлекла на свет Божий последнего из трио (им был участковый). Мужчины аккуратно лежали на зеленой травке, вытянув по швам руки и глядя в бездонное небо. Встать они еще не могли, а объяснить, что делали в подземелье, тем более. Однако, пока я тягала их на себе по нарытым предками ходам, Мышильда с Иннокентием Павловичем сориентировались на местности и выяснили следующее. Данный ход вел не куда-нибудь, а в старое здание церковной сторожки, где с тридцатых годов размещался склад. В настоящий момент склад арендовал хозяин того самого коммерческого магазина, работавшего круглосуточно, куда так любил забегать Евгений. По русской расхлябанности ход никто не удосужился заделать; убедившись в том, что он никуда не ведет, дыру просто заставили ящиками. Серегина граната внесла в это положение свои коррективы. Михаил Степанович, гонимый любопытством, обнаружил дыру и вскоре набрел на склад. Как человек интеллигентный, он прихватил ящик водки и устроился неподалеку от найденного Эльдорадо. Интеллигентный человек, как известно, не пьет в одиночку, поэтому Михаил Степанович после первого приступа неописуемой радости отправился за Евгением. Доблестный участковый столкнулся с Евгением возле фундамента, как раз в тот момент, когда тот уже почти убедил Михаила Степановича забыть распри и пригласить Иннокентия Павловича, но участковый третьим годился ничуть не хуже Иннокентия, и Евгений пригласил его. Поначалу решили вынести ящик на свет Божий и устроиться в саду, но, приняв по маленькой, слегка отошли от первоначального плана и пили по-гусарски всю ночь и весь день.
Все это мы узнали несколько позже, а пока Иннокентий Павлович был послан за Настасьей Филипповной с радостной вестью. Настасья Филипповна так радовалась, что вскоре на пустыре собралась вся улица, а ее супруг быстро пришел в себя. Я смогла привести в сознание Михаила Степановича, а Мышильда материнской заботой Евгения. Вид пропавшей троицы внушал печаль. Михаил Степанович шептал себе под нос «Я не унижусь пред тобою», Евгений шевелил пальцами ног и нервно одергивал майку, а участковый, стыдясь и краснея, разглядывал свои ботинки. Самые бойкие граждане интересовались, каким путем можно проникнуть в землю обетованную, то есть на склад, а хозяин магазина «Журавушка», несмотря на воскресный день, уже вызвал бригаду каменщиков.
Столь счастливую развязку испортили представители правоохранительных органов. На этот раз
— Лизка, Сашку увозят!
— А его за что? — удивилась я.
— За что… — фыркнула Мышильда. — Знаешь, как у нас говорят — был бы человек, а статья всегда найдется. Выйди, парень страдает.
Я бросилась к дому номер одиннадцать. Сашку выводили со скованными за спиной руками. При моем появлении в рядах милиции наметилась легкая паника, а Сашка, взглянув на меня, утешил:
— Это ненадолго.
Он сел в машину, а я сказала:
— Не торопись, я подожду.
Коля выглядел еще более углубленным в свой пупок, и тут до меня дошло, что сейчас раннее утро и ребята скорее всего спали и знать не знали о бурных ночных событиях.
Помахав на прощание рукой любимому, я пошла собирать вещи. Пришла пора покидать гостеприимный город предков. От греха, как говорится… Тут и появился Максим.
— Чего тебе надо? — нахмурилась я, завидя его перекошенную от гнева физиономию.
— Ты мне по носу съездила и в подземелье закрыла.
Я вздохнула.
— Чуяло мое сердце, что ты темноты боишься.
— И нечего зубы скалить, — прямо-таки рассвирепел он. — О мумии вы не сообщили, ведению следствия препятствовали…
На мой взгляд, он слишком увлекся, и я позвала Иннокентия Павловича. Тот послушал, нахмурился, затем расправил плечи, вскинул подбородок и заявил:
— Елизавета, ты не обязана отвечать на эти дурацкие обвинения…
— Ага, — обрадовалась я. — Если желаете, Максим, не знаю, как вас по отчеству, поговорите с моим адвокатом.
Мышильда возникла на крыльце, с любопытством глядя на Макса, тот вроде бы на нее переключился, но она только рукой махнула.
— Да пошел ты…
Макс выпучил глаза, а я посоветовала:
— Марья Семеновна, покажи ему свою ксиву.
Марья Семеновна сходила в дом и показала. Макс взглянул, тоже рукой махнул и удалился, поняв, что один против Иннокентия и Мышильды не потянет. Дело в том, что сестрица уже десять лет стояла на страже закона в областной прокуратуре, в должности следователя по особо важным делам.
Мы тепло простились с хозяином, пообещав в следующий отпуск непременно заглянуть к нему, загрузили Михаила Степановича в машину Иннокентия, чему тот пытался было воспротивиться, но быстро сник и отбыл, а мы с Мышильдой, устроившись в «Фольксвагене», напоследок прокатились по городу.
— Все-таки они где-то здесь, — глядя на сверкающие купола древнего собора, заявила сестрица.
— Кто?
— Не кто, а что. Сокровища. Тридцать золотых червонцев…
— Три колье… — подхватила я, но в этот момент нас лихо обошел белый «БМВ» и мигнул габаритами, приглашая остановиться. Мышильда вытянула шею, а я притормозила. Из «БМВ» вылез Макс и не спеша пошел к нам.
— А не хило менты живут в этом городишке, — заметила сестрица. — Если тачка его, конечно.
— Свистнул, наверное, — презрительно сказала я. Макс открыл дверь и плюхнулся на заднее сиденье, хоть его и не приглашали.
— Сматываетесь? — спросил он, обращаясь ко мне.
— Уезжаем.
— А как же Сашка? Ты вроде бы собиралась за него замуж?
— Я передумала. Заведу собаку. Сказал «всего доброго» и выметайся.
— У меня есть идея насчет флигеля, — вдруг заявил он. Мы с Мышильдой разом повернулись и уставились на него.