Сестрички
Шрифт:
— Но я никогда ничего не продавала. Я училась на машинистку-стенографистку.
— Все учились, — отрезала Мэрион. — Продавать — дело нехитрое. Главное, следи за руками покупателя и никогда не принимай чек, не сверившись предварительно с банком. Вообще я бы хотела работать в адвокатской конторе. Или еще лучше в больнице или в школе…
— Ну и работала бы.
— Нет. Какой же смысл? Я коплю деньги на следующий отпуск. А как же? Ведь мы отдыхаем всей семьей три раза в год. Конечно, я всякий раз после отпуска собираюсь подать заявление об уходе,
Джемма слушала ее и только головой покачивала. Так быстро и так далеко убежать из Кумберленда!
— На твоем месте, не в обиду будет сказано, я бы сняла этот крестик, — неожиданно заявила Мэрион.
— Почему?
— Дешевый слишком.
— Ну… в общем да…
— Принцесса может появиться с таким крестиком на людях, ты — нет.
Некрасивая, но отчаянная Мэрион говорила с легкостью и уверенностью опытного экономиста, который, выбирая кусок говядины получше, нравоучает темного, необразованного мясника.
Джемма быстро сняла крестик.
— Это бабушка мне подарила. Точнее, двоюродная бабушка. Она моя единственная родственница. Живет в Кумберленде, в доме престарелых.
— Славное местечко — Кумберленд, — сказала Мэрион. — Однажды мы проезжали через него. Наша семья первый и второй отпуск в году проводит в путешествиях, а третий — дома.
Джемма бросила крестик в мусорную корзину, замаскированную под огромный лимон.
— Я не говорила о том, чтобы выбрасывать его, — запротестовала Мэрион.
— Но он дешевый и некрасивый.
— Тебе дала его твоя бабушка — на счастье…
— Это уже в прошлом, — решительно заявила Джемма. — А меня волнует только будущее.
— Но это же крестик! Распятие! — заволновалась Мэрион. — Выбрасывать его — дурной знак. Сама подумай. К тому же об этом я читала в приложении к еженедельнику «Оккультизм». У нас дома хранится годовая подшивка.
Джемма пожала плечами и положила неугодный крестик в левый ящичек письменного стола, который поначалу удивил ее своей яйцевидной столешницей и лимонно-желтым цветом. В этом же ящичке она обнаружила следы пребывания своей предшественницы: голубой лак для ногтей и серебряный лак для волос, пакетики с чипсами и пакетики с шоколадками, крем от мозолей и фигурку-талисман.
— Офелия забыла свой талисман, — сказала Джемма.
— Она с такой скоростью смылась отсюда, что неудивительно, — сухо отозвалась Мэрион и скороговоркой (совсем как малышка Гортензия, которая отрицала, что это она намочила кроватку, и перекладывала вину на некоего чужого мальчика) добавила: — Она хотела уйти, потому что была слишком квалифицированна для этой работы. Знаешь, сколько ударов в минуту она делала? То-то. Хорошая девочка, но здесь ей было не место. Все, я пошла за кофе. Каждый день я мелю определенное количество и сразу варю. Только так сохраняется аромат и вкусовые качества. Во всяком случае, это мнение мистера Фокса. А он жутко привередливый.
Вдруг на ее лице появилась тревога. Она замешкалась в комнате.
— Мэрион, — удивилась Джемма, — что с тобой?
— Ничего, — соврала Мэрион тоном, каким слово «ничего» говорила Ханна, возвращаясь из школы в синяках и слезах.
— Тебе не будет страшно, если я уйду? — спрашивает Мэрион.
— Нет, конечно.
— Не подходи к окнам. Услышишь шум — не пугайся, это в окна бьются скворцы и чайки. Тупые создания, я тебе скажу. Не обращай на них внимания.
— А если покупатель придет?
— До полудня редко кто появляется. Эта публика спит чуть ли не до обеда. Знаешь, здесь порой бывает такая тишина. И пустота. Я рада, что ты пришла работать, Джемма, честное слово, рада. Не хотелось бы, чтобы ты бросила это место.
Мэрион взяла десятишиллинговую бумажку из дымчато-стеклянного ящичка на столе и отправилась покупать лучший сорт кофе.
С грохотом сбежал по лестнице мистер Фокс, теперь облаченный уже в кремовый костюм-тройку. Пулей пронесся по офису, на ходу приветственно свистнул птицам, отчего те взорвались истошным щебетом и кудахтаньем. А на Джемму даже не взглянул.
Она, одновременно задетая и успокоенная, проводила мистера Фокса глазами и склонила свою хорошенькую головку над картотекой, тщетно пытаясь вспомнить главу пятую общего курса делопроизводства. Вскоре за спиной у себя она уловила чье-то леденящее дыхание, лишь отдаленно напоминающее вдохи и выдохи живого существа. Джемма от неожиданности вскрикнула, даже подскочила, но тут же осознала, что перед нею мистер Ферст — серолицый, тускловолосый человек без возраста, в очках без оправы. Его бескровные губы были искривлены уродливым изгибом, на нем будто застыла маска телевизионного графа Дракулы — унылая, искусственная, безжизненная маска.
— Кто такая? — спросил он грозно, как хозяин, изловивший в своих угодьях браконьера.
— Я здесь работаю, — ответила Джемма.
— Вижу, что не покупательница. Имя есть? Или ты сирота без рода и племени? — Он хохотнул.
Так частенько называли Джемму в школе, обращаясь к ней со снисходительным сарказмом. Что же, к таким вещам ей не привыкать, хотя она всю жизнь надеялась, что с возрастом старшие будут ее обижать и шпынять все реже и реже, пока не перестанут совсем. Увы, нет.
— Я Джемма Джозеф, — заявила она уверенно и с достоинством. — Новая сотрудница.
— О Боже, — простонал Ферст и закатил глаза. — Ладно, подшей это. В картотеку клиентуры. Я что, по-твоему, целый день должен таскаться с ними?
В руках у него была пачка больших конвертов.
— Но это фотографии! — забеспокоилась Джемма.
В главе восьмой общего курса «Досье и картотека» ни слова не говорилось о фотографиях.
И Джемма, как всякая старательная ученица, ужаснулась несовершенству этого мира: разве могут быть ошибки и пробелы в Его величестве Общем Курсе?