Сестры Ингерд
Шрифт:
– - А мне-то что придется делать? – я чувствовала некоторое недоумение, потому что раньше с таким практически не сталкивалась.
– - Все подряд придется, – небрежно взмахнула рукой девица.
– - Меня кстати Инга зовут.
Делать действительно приходилось все. Хотя в «Счастье» и были два разнорабочих, но надежда на них была слабая. Я быстро обучилась и надувать огромное количество шаров, и плести из них арки, и декорировать тканью и бантами все подряд, и даже освоила изготовление огромных цветов из фуамирана. Но главным в работе все-таки был Валера. Нас потянуло друг к другу с первого взгляда.
Ему было двадцать семь. Он был ужасно взрослый, самостоятельный и мужественный. Приехал в областной центр из глухой умирающей деревни, закончил у нас институт, пусть и всего-навсего педагогический, понял, что обучать детей – это не его, и стал свободным художником. Рисовал он всегда неплохо, а при деревенской школе, одной на несколько близлежащих населенных пунктов, где Валера учился, чудом уцелел кружок рисования. Там он и обучался с четвертого по девятый класс.
Нет, он вовсе не был бездельником. За три года он стал совладельцем фирмы, полностью взяв на себя художественное оформление свадеб и банкетов.
– - Конечно, Оленька, вклад в фирму у меня небольшой. Моих тут всего десять процентов. Но с чего-то же нужно начинать!
Он был действительно красив от природы: тело атлета и лицо мужчины моей мечты! Меня умиляла его неприспособленность к ведению домашнего хозяйства. То, чему я обучилась за несколько месяцев самостоятельного существования, в его глазах выглядело как подвиг. При всей своей внешней привлекательности Валерка отличался какой-то абсолютной неухоженностью. Мятые рубашки, зачастую с каким-нибудь нелепым пятном, почти всегда грязная обувь и какой-то детский восторг от обычного кофе с домашней выпечкой:
– - Оленька, ты просто чудо! Для старого холостяка твои волшебные пирожки отдают магией!
Жил он в трехкомнатной квартире, вместе с хозяевами, снимая крошечную комнатку, и очень жалел, что не может пригласить меня домой. Впрочем, унывать по этому поводу он вовсе не собирался:
– - Настоящий художник, Оленька, должен быть нищим и голодным! Главное – внутренняя свобода!
Я чувствовала себя Золушкой, которая наконец-то познакомилась с принцем, и безудержно краснела, когда он улыбался или отпускал мне изящный комплимент. Я ползала с молотком и гвоздями, приколачивая атласную драпировку к арке, а Валера стоял внизу и указывал мне, где нужно поправить. Он всегда помогал слезть со стремянки, ласково и крепко подхватывая меня за талию. Я таяла и млела.
Примерно через два месяца мне нужно было доделать дома огромные цветы. Днем просто не было времени. Подсобники вновь запили, и мы не укладывались в сроки. Утром хозяева обещали прислать за готовыми изделиями машину. А пока мне предстояло дотащить легкие, но очень неудобные рулоны фоамирана, связку проволоки для стеблей, несколько больших катушек тейпа для обмотки стеблей и прочую мелочь. Я смотрела на три цветных рулона и не представляла, как утащить эту груду в руках. Да, они легкие, но слишком большие и неудобные. А ведь есть еще и пакет со всякими дополнительными приблудами.
– - Думаю, мне стоит тебя проводить, -- Валера с легкой улыбкой смотрел, как я неуклюже собираю скарб и, подхватив пару рулонов, добавил: – Учти, это не бесплатно. Я рассчитываю на вкусный ужин.
Тогда мы проговорили с ним весь вечер, и это стало для меня откровением. Он был первый человек после папы, которого интересовала я сама. Он внимательно слушал обо всех моих идеях по поводу оформления, расспрашивал меня о художественной школе и различных стилях.
В свою очередь, рассказывал, как тяжело он собирал деньги, работал в двух местах сразу, чтобы вложить их в «Счастье». Само собой получилось, что в эту ночь мы были вместе. А на следующий день он просто привез в обед на работу огромную спортивную сумку со своими вещами и вечером отправился в нашу квартиру. Так у меня появилась семья.
Он восхищался моим умением печь пироги и наводить чистоту, говорил комплименты за свежевыглаженные рубашки и целовал мне ладошки за вкусный ужин. Меня беспокоило то, что у меня нет образования, но Валера легко разбирался с моими проблемами:
– - Олюшка, жене вовсе не обязательно работать. Все-таки в нашей семье мужчина я, а потому содержать детей и жену – моя забота. Ты, малышка, можешь не беспокоиться об этом.
Впрочем, обсудив все детали, мы решили не торопиться с детьми: обе наши зарплаты, даже сложенные вместе, были не так уж и велики.
– - А прибыль от фирмы я буду копить на отдельном счете. Как только у нас наберется сумма на нормальную квартиру, можно будет подумать и о детях.
Все его рассуждения казались мне идеально правильными. Я уже видела себя молодой и красивой матерью трех очаровательных бутузов. Представляла, как мы выезжаем с семьей на пикник: я, мой красавец муж, чистенькие и нарядные малыши и обязательно большая лохматая собака.
***
В этом любовном дурмане я провела почти два года. Меня не останавливало и не пугало ничто. Я не замечала, что обещанные фирмой подсобники чаще всего толком не работают, прячась где-нибудь с банкой пива. Не замечала, какие крошечные у нас зарплаты. Я даже не замечала, что Валерка окончательно обнаглел и перестал выносить даже мусор, полностью взвалив обслуживание своей персоны на меня. Возможно, я бы даже вышла за него замуж, так и оставаясь слепой, если бы однажды в наше агентство не впорхнула Анжелика собственной персоной.
С матерью я созванивалась раз в месяц-полтора, скорее по какой-то странной привычке, чем для настоящего общения. Потому что все разговоры сводились к моей сестре. Я знала, что Родион Олегович не захотел отпускать Анжелу в столицу, что у нее была депрессия, и папа купил ей красненький «Ниссан Жук».
Учиться ее отправили в местный институт на факультет государственного и муниципального управления. Мама радостно рассказывала, как она блистает там и сколько у нее поклонников. Все это было довольно предсказуемо и не слишком интересно, но я радовалась, что у мамы и этой воображули все хорошо, и следующие четыре-шесть недель просто не думала о них.