Сестры печали
Шрифт:
– Скульд, Скульд, – шепчет себе под нос назойливый шизоид. – Что-то знакомое, мне кажется, я слышал…
– Я пошутила, уважаемый Люк, Скульд очень скучное имя, оно совершенно мне не идет. Пусть уж остается странная и легкомысленная Атя, хорошо?
«Уважаемый Люк»? Не помню, чтобы мы себя называли – ни я, ни мой попутчик переменной болтливости… Пора заканчивать с гормональными радостями и подключать к делу мозг.
– Куда путь держите, добры молодцы? – Лахе спрашивает или допрашивает?
Хочу ответить что-нибудь максимально
– Пусть они болтают о будущем, – девушка косится на старуху и что-то мямлящего маркиза. – Там ничего интересного, все умрут и превратятся в тлен. Зато прошлое всегда скрыто, по крайней мере, от меня… Прошлое – это настоящая жизнь, там надежды, стремления, страхи, в нем нет никакой обреченности, только движение вперед!
Атя улыбается, а я никак не могу сфокусироваться на ее лице, вспыхивающая и тут же угасающая, свеча все время меняет ее облик. Я даже не пойму, прекрасна она или уродлива, настолько быстро огонь и тени создают новые образы. Морок, иллюзия или паранойя? Игра света и тени?
– Расскажи про Свердловск и про место, откуда идете, – это точно не допрос, всего лишь просьба… Но сопротивляться нежному голосу я не в силах.
– Мало что знаю про Свердловск, последние пять лет я не искал общества других людей, жил в отшельничестве, подальше от густонаселенных мест. Идем же мы с Пояса Щорса, по словам Мастера Вита, вы должны знать о нем.
– О Поясе или о мастере? – уголки ее рта изгибаются в чуть смущенной улыбке. Ате неудобно за свою непонятливость.
– Да обоих! Вит говорил, что поддерживал связь со всеми аномалиями.
Девушка вздыхает, и опять чуть виновато:
– Лахе все помнит о прошлых днях, возможно, что-то и знает о Поясе и его Мастере… Я же вертихвостка, в моей маленькой головке из ушедшего не задерживается практически ничего. Не представляешь, как это обидно…
– Плохая память? Не слишком ли рано для склероза?
– Ты хотел спросить не о склерозе, – пальцы ее сжимаются, обхватывая мою ладонь, и мне нравится это прикосновение. – Ты хотел узнать, не забуду ли я тебя, когда наступит завтра?
Атя, наверное, права…
– Так забудешь?
– Завтра никогда не наступает, только ты подберешься к нему, оно превращается в сегодня. А пока оплакиваешь свою неудачу в охоте за грядущим днем – все умирает и застывает навечно во вчера… Это немного грустно, хоть и очень-очень красиво! Ты когда-нибудь видел, как снежинки вмерзают в стекла? Снежинки уже нет, она стала частью изморози, зато прекрасный узор навсегда сохранил ее образ…
– Ты говорила, что прошлое – это и есть настоящая жизнь…
– Я говорила это в прошлом и потому уже совершенно ничего не помню! Но тебя буду помнить до тех пор, пока у тебя остается будущее…
Кажется, я окончательно сбит с толку, Атя слишком часто меняет свое мнение. Как и облик…
– Кло мастерит кукол. Твою куклу я подвешу завтра у окна – извини, длинную нить не обещаю – и буду смотреть на тебя, пока эта ниточка не оборвется.
Теперь смеюсь я:
– А нельзя повесить мою куклу на маленький тросик или канатик, чтобы она как можно дольше радовала твой взор?
Атя не принимает шутку, серьезно качает головой:
– Трос или канат – хуже петли. Слишком скучно, бесконечно скучно болтаться на тросе, да и воля твоя связана не податливой ниточкой, а неуступчивым железом. Это страшно, поверь мне.
Все, что мне удается понять о нитях: нить разговора безнадежно потеряна! Нужно срочно спасать ситуацию от подобной ереси.
– Ты спрашивала о Поясе Щорса, не забыла еще? Я расскажу тебе.
Она с готовностью кивает, и я приступаю. К сожалению, знаю немногое, потому рассказ длинным не получится.
– Пояс делит Екатеринбург на две неравные части. Югу достается примерно четверть города, северу, соответственно, все остальное. Что творится южнее Щорсы, никому не известно, пройти сквозь Пояс нельзя. Север неоднороден, центр полностью уничтожен в результате какой-то междоусобицы, остальное – восток, запад и… назовем это «крайний север» – обитаемо. С переменным успехом… Так вот, Пояс: он пролегает по улице Щорса, с востока на запад. Насколько вытянут, никто не знает, а в ширину – квартал или два. Однажды мы с семьей пытались пересечь его…
На несколько мгновений замолкаю, собираясь с мыслями. Некоторые воспоминания тяжело даются даже через годы.
– Стена из тумана – она пропустила только моего сына, я и жена не смогли…
– Зачем вы стремились туда?
– Мои получили очень серьезный дозняк, лучевая быстро убивала обоих. А Пояс защищает: приостанавливает течение болезни. Ты остаешься навсегда привязанным к этой аномалии, зато живешь. Илюшка живет, Лена – нет. Щорса спасла одного, а другому отказала. Возможно, у нее есть некое подобие своей воли, а может, всем заправляет Мастер Вит, который говорит от ее имени. Вит – это глава Ордена Зеркала, малопонятной религиозной секты, собранной из тех обреченных, кого аномалия приютила в своих границах…
Эмоции мешают сосредоточиться, речь получается сбивчивой и невнятной. Стыдно взрослому мужику так мямлить, но поделать ничего не могу. Захлестнуло.
– Не волнуйся, – Атя выглядит расстроенной, но пытается успокоить меня. – Миром правит одна большая сука по имени Гармония. К сожалению, ей совершенно наплевать, считаем мы ее сукой или нет, она деспотична и следует только своим законам. Балансу и симметрии. В ее представлении Лена – это прошлое, ты – настоящее, Илюшка – будущее. Такова ее логика, таково представление о красоте. Наверное, ваш Пояс служит Гармонии, беспрекословно подчиняется ее замыслу.