Сёстры-соперницы
Шрифт:
Шаль ее была столь воздушна, что взлетала при ходьбе и возле самой двери зацепилась за сучок в бревенчатой стене. Сосредоточенно отцепляя изящное кружево, Лючия замешкалась – и вздрогнула, будто от выстрела, услышав совсем рядом сердитый голос хозяйки постоялого двора:
– …Но гляди мне, коли другую любушку найдешь, я терпеть не стану!
– Что это с тобой, Фотиньюшка? – раздался вкрадчивый голос Шишмарева. – Неужто возревновала? К кому же?
– К кому! – возмущенно фыркнула Фотиньюшка. – Еще спрашиваешь! К этой рыжей, что с собой привез!
Теперь громко фыркнул Шишмарев, а Лючия едва не подавилась от возмущения. Назвать рыжими ее роскошные золотые локоны?!
Однако слова Шишмарева оказались еще более возмутительными:
– Не о чем тебе заботиться, душа моя, Фотиньюшка. Эта бабенка – моя добыча, зело мне надобная, и, поверь, отнюдь не для постельных потешек! На то у меня есть ты, а сия бродячая шлюшка – лишь маленький мосток, по коему я пройду, не замочив ног, к богатству и довольству.
– Это как же? – полюбопытствовала Фотиньюшка.
– Да ты вовсе без глаз? – рассердился Шишмарев. – Не видишь, что она вылитая…
– Постой! – прервала его Фотинья. – Дверь прикрою – по ногам тянет.
Разумеется, Лючия не стала ждать, пока ее обнаружат подслушивающей около этой двери, и вошла в сумрачную комнату с видом приветливо-равнодушным, хотя ее обуревал гнев.
Рыжая – ну это ладно. Это Фотинья, конечно, из зависти. Но бродячая шлюшка! Да как он смел, русский невежа, назвать ее шлюхой?! Как сумел он столь точно угадать натуру и ремесло Лючии, видя ее всего лишь второй раз в жизни?!
Фотинья подала на стол. Минуту назад Лючия была голодна как волк, чудилось, будет глотать не жуя, а сейчас болтала ложкой в миске с ухой, едва находя в себе силы приоткрывать рот: челюсти так и сводило от злости!
Наконец она отодвинула уху, отказалась от капусты, каши, жареной рыбы и принялась за любимую клюкву. А Шишмарев ел в охотку, отдавая должное каждому блюду, но при этом Лючию не оставляло ощущение, что он непрестанно за ней наблюдает. Она еще не решила, как лучше поступить: не то язвительно открыть, что слышала оскорбления, и потребовать объяснений, не то подождать развития событий.
Шишмарев мигнул Фотинье, указав на дверь. Фотинья послушно исчезла.
– Хорошо вышколена! – не удержалась от шпильки Лючия, и Шишмарев глянул на нее вприщур:
– Чем же она вам не по нраву? Да бог с ней, с Фотиньей. Нижайше прошу, сударыня, прощения за то, что вас, мечтающую, надо полагать, лишь об отдыхе в мягкой постели, задерживаю разговорами, однако умоляю уделить мне толику вашего внимания, дабы услышать о некоем предприятии, без сомнения, для нас с вами обоюдно интересном.
Лючия с трудом переварила эту тяжеловесную фразу и с великолепным изумлением вскинула брови:
– Ну что вы, сударь, какие могут быть церемонии? Я вам стольким обязана! Уверяю, что с величайшим вниманием выслушаю все, что вы изволите сказать, однако… – она изобразила на лице озабоченность, – однако ежели то, что вы намерены мне сообщить, не предназначено для посторонних ушей, не лучше ли… – она быстро перевела дух и наконец-то высказала все, что накипело (бес ее давно уже за язык тянул, а тут настал момент благоприятнейший), – не лучше ли выглянуть за дверь, ибо, на мой взгляд, у вашей оседлой шлюхи не только слишком длинный язык, но и чересчур большие уши!
Шишмарев глядел на нее неподвижным взором, и какое-то мгновение Лючия думала, что до него не дошел смысл ее ехидства, как вдруг непроницаемые глаза его вспыхнули и он разразился таким веселым хохотом, что Лючия поначалу онемела, а потом невольно усмехнулась в ответ.
– Ах, сударыня, – кое-как отсмеявшись и еще задыхаясь, проговорил Шишмарев, – слава богу, что я в вас не обманулся! Теперь почти не сомневаюсь, что мы вместе с вами славненько обтяпаем это маленькое дельце – к взаимному, заметьте себе, удовольствию! А уж коли вы в сем темном коридорчике слышали достаточно, чтобы понять, что я – человек умный, хоть и большой негодяй, то дозвольте напрямки идти к делу.
– Валяйте! – щегольнула недавно узнанным словечком Лючия, которой всегда нравились люди отчаянные. А что до негодяев… она только усмехнулась, вспомнив папашу Фессалоне и Лоренцо Анджольери. Эх, Шишмареву и во сне не снились истинные негодяи!
Тем временем тот утер вышитым полотенцем рот, потом руки – тщательно, каждый пальчик, – потом сложил полотенце аккуратным уголком и воззрился на Лючию, которая уже ерзала от нетерпения на своей жесткой дубовой лавке.
– Сударыня! – задушевно промолвил Шишмарев. – Хотите сделаться княжной?
Глава V
Коварство
Это был хороший вопрос, который мог выбить почву из-под ног у кого угодно, только не у Лючии. Не стоило труда понять: обнаружив поразительное сходство своей случайной знакомой с Александрой Казариновой, но не подозревая об их родстве (на это фантазии даже у самого изощренного выдумщика не хватит!), Шишмарев намерен затеять мистификацию, в которой призывает принять участие Лючию. Надо полагать, заключено некое пари с весьма крупным выигрышем. Впрочем, к чему гадать? Шишмарев и сам все расскажет, надо только продолжать глядеть обалдело и бормотать:
– Да как же такое возможно?
– Думается мне, – сказал Шишмарев, – что вы обладаете весьма быстрым умом, а потому я оставлю те дымовые завесы, которые собирался использовать для прикрытия истинных своих целей, и буду вполне откровенен, не утаив от вас ни слова правды.
Лючия только прищурилась. Да скорее отыщешь финики на кустах у крыльца этого постоялого двора, чем разгадаешь истинные намерения Шишмарева! Однако же она только кивнула в знак того, что слушает со вниманием.
– Как вы уже, без сомнения, поняли, – заговорил Шишмарев, – мой интерес в вас заключается не только в том, что вы умны, красивы и очаровательны. В точности такова же и особа, с коей вы схожи, повторяю, как две капли воды. Я уже упоминал ее имя. Это княжна Александра Казаринова. Сия высокородная особа не позднее чем завтра пополудни будет проезжать мимо Фотиньина дома, и я хотел бы…