Сестры Строгалевы (сборник)
Шрифт:
Хозяева жили чисто. Водку не пили, табаку не курили и даже за столом с чужими людьми не ели. Для себя у них были свой стол и своя посуда.
Со временем старик Строгалев помер. У молодых родились две девочки — красавицы. И когда девочки выросли, в одну из ночей ночевавшие у Строгалевых купцы увезли дочек. Охотой ли пошли девки, силой ли их выкрали — неизвестно. Муж и жена страшно переживали и целыми днями молились богу, чтобы он вернул им дочерей. Наконец они решили, что это их наказал бог за то, что они жили не только той добычей, которую он посылал им в виде рыбы, белок и соболей, но ещё пользовались деньгами проезжих, дававших деньги за приют. Василий избу разобрал и перевёз её за тридцать километров в глубь тайги, подальше от соблазнов. Так было положено начало деревни, которая в настоящее время называется
Избы деревни стоят на пологом склоне, и улицы, образованные избами, не похожи на улицы других деревень. Они здесь кольцеобразные. Должно быть, вокруг первых избы строились так, что фасады их смотрели на свою родоначальницу. Когда один круг застроился, то уже, следуя традиции, второй ряд изб тоже выстроили кольцами за огородами.
Чтобы с деревенской улицы выехать на телеге в тайгу, нужно раскрыть ворота из жердей, устроенных в определённом месте, где оставлен проезд. Может, и не стихийно выстроились избы в такой порядок. Ведь и сейчас, случись медведю забрести в деревню, то уж выбраться обратно ему трудно. И носится он по улицам, покуда либо собаки не загоняют и свалят, либо кто не пристрелит из окна или с крыльца. А лошади только зимой стоят в конюшне. В летнее время бродят по широким улицам.
Конечно, изба основателя деревни за столько лет несколько раз перестраивалась. Много рождалось в ней и много умирало. В настоящее время в ней живёт Клавдия Петровна Строгалева. У неё пять человек детей. Самому старшему десять лет, и звать его Васей. Потом следуют по возрасту Коля, Митя, Ваня и ещё Коля. Последние два не родные дети Клавдии Петровны. Они остались от сестры её Ольги, замёрзшей в тайге два года назад. Замёрзла Ольга в один из январских дней, когда поехала в тайгу за берёзовыми дровами, заготовленными с лета за Тунгусским оврагом. Там-то она и попалась в капканы, расставленные охотниками. Поехала Ольга утром рано, а к вечеру вернулась в деревню одна лошадь с пустыми санями. Нашли Ольгу лежащей вниз лицом, свернувшуюся в комок. Один капкан сцепил своими стальными челюстями ногу, а другой обе руки. Видимо, она сначала угодила ногой в первый капкан, упала, и второй защемил руки. Обычно в том месте, где охотники устанавливают капканы, устраивается «опояска» из лёгких жёрдочек в одну-две нитки. Зверя такая опояска не отпугнёт, а человек всегда заметит её. Здесь же никаких остерегающих человека мер не обнаружили. Несколько дней деревенские дежурили поблизости, надеясь дождаться охотников и расправиться с ними. Но те, должно быть, пронюхали о случившемся, и никто не явился проверять капканы.
Последний год своей жизни Ольга жила в избе родной тётки Силантьевны без мужа. Он помер от воспаления лёгких. Угодил зимой в тайге в родниковое озерцо, покуда добрался домой, чуть не окоченел. Потом проболел три месяца и помер. Ольга и осталась одна. Похоронив сестру, Клавдия Петровна забрала детишек её к себе.
Строгалево входит в таёжный звероводческий совхоз «Заря Сибири». На следующий день после похорон Ольги приехал в деревню директор совхоза Иван Иваныч Червинин. Грузный, неуклюжий, ввалился он — в избу Клавдии Петровны, уселся на стул и, утирая широкое красное лицо большим клетчатым платком, советовал Клавдии Петровне передать детишек в детский дом. Да и тут же находившиеся бабы, справлявшие поминки, в один голос говорили:
— Сдай их, Клавка, замотаешься ты с ними! И так вон посмотри на себя — будто на огне горишь, а с пятерыми совсем скрутишься!
Клавдия Петровна отмалчивалась. Когда же все разошлись, представила, как это повезёт ребят на пароходе в Енисейск, где сама ня разу не бывала, представила последний момент прощанья с ними и, поплакав ночью несколько раз, решила оставить детишек у себя.
— Это уж если человек в одиночестве живёт, — говорила она на деревне, — так для него в пустой избе и тень собственная приходится в тягость. А у меня их теперь пятеро удальцов. В шуме да в суматохе и вырастут незаметно. Жаль только, что девок нету, одно мужичьё растёт…
Это мужичьё сразу же бросается в глаза новому человеку разным цветом волос и кожи. У старшего, Васи, волосы тёмные и курчавые, лицо узкое. И когда он не шалит, оно приобретает строгое выражение. Коля-старший — рыжий, коренастый, немного угрюмый мальчик. Если Вася при чужих людях первое время стесняется, то
— Тебя как звать? — спросили постояльцы.
Он не ответил. Долго любовался ружьём и наконец, подойдя к одному из студентов, спросил:
— Это ваше ружьё?
— Наше, — ответил студент.
Мальчик оглянулся на братьев и снова задал вопрос:
— А вы намного сюда плиехали?
— Намного.
— Насовсем?
— Нет, не насовсем.
— И облатно уедете?
— И обратно уедем.
— А что вы у нас забудете?
Постояльцы засмеялись, а мальчик пояснил, что у них уже жили приезжие люди. Один раз забыли складной ножик, второй раз — шесть патронов. Теперь братья ждут, когда кто-нибудь забудет ружьё.
— Зачем оно вам?
— В ведмедей стрелять, — ответил Коля.
Практиканты жили у Клавдии Петровны не постоянно. А просто ночевали в её избе несколько раз в месяц, когда выбирались из тайга в Строга— лево за продуктами да попариться в бане. Мальчики привыкли к ним, но всё равно говорил чаще всего один Коля. Обычно разговор длился долго, когда студенты чистили ружья и заряжали патроны. Мужичьё окружит стол и, положив на края его подбородки, внимательно следит за работой.
— Вы кто? Студенты? — спросит Коля.
— Студенты.
— А кто это студенты?
Минут десять ребята выслушивают что-то вроде сказки.
— Я вырасту и тоже буду студентом, — задумчиво скажет Вася и расспрашивает: во сколько раз институт больше их деревенской школы, сколько в институте классов, много ли задают уроков.
— Учителей много там?
— Много.
— Они злые?
— Нет, не злые.
И мальчик задумчиво улыбается глазами: должно быть, он доволен, что учителя там не злые
За Колей-старшим растёт Митя. Он беловолосый, хрупкий и несколько капризный. Но в то же время самый послушный и тихий, как девочка. Со стороны можно заметить, что мать любит Митю больше каждого из остальных детишек, хотя сразу это и не бросается в глаза.
Ваня и Коля-младший, то есть не родные дети Клавдии Петровны, как и Митя, — блондины. Но глаза у них тёмные, по-тунгусски раскосые, а кожа смуглая. Если смотреть на этих мальчиков издали, кажется, будто оба покрасили волосы или одели аккуратные парички. Почему же произошло такое смешение цветов?
Дед Клавдии Петровны держался веры своих предков. То есть он водку не пил и не курил. С мирскими людьми за стол не садился и каждый вечер молился подолгу богу в пристроенной к избе молельне. Основной завет предков был таков: жить можно только тем, что посылает господь бог, — бить зверя, птицу, собирать ягоды, грибы… Живущий на земле человек всем обязан только лишь богу, и потому он не должен признавать никаких мирских властей, сеющих среди людей грех да разлад. Иначе говоря, дед был закоренелый старовер, или по-местному кержак. До тысяча девятьсот тринадцатого года о деревеньке Строга— лево никто не знал. Мужики свезут пушнину, мясо к Енисею, там это продадут, накупят пороху, дроби и возвратятся путаной таёжной дорогой в свою берлогу. Случалось, прямо в деревню наезжал какой-нибудь дошлый купчишка за соболями, но такое бывало редко, деревенские смотрели на пришлого человека косо, хмуро. Большей частью отмалчивались и ничего не продавали. Потом, однажды летом, наехали в деревню полицейские власти. Жителей переписали, назначили старосту и, уезжая, дали ему наказ, чтобы через неделю доставил в Енисейск четырёх молодых мужиков для службы в армии. В деревне поднялся переполох. Старики и много молодых бросили обжитое место и ушли глубоко в тайгу. Там жили сначала в землянках, а затем построили избушку, и маленькая новая деревенька стала называться Беглово. Ушёл тогда и дед Клавдии Петровны, которому было в то время лет тридцать. А родная деревня опустела. Оставшиеся бабы днём отсиживались с детишками в тайге и возвращались только в потёмках.